— Одного не могу взять в толк, — сказал я. — Если вы были уверены, что вчера утром она едет в школу, то как же насчет ружья?
— Должно быть, положила в свой багажник.
— Ясно. Она водит машину?
— Это одна из причин, почему мы так волнуемся за нее, — Себастьян склонился ко мне, перегнувшись через стол. Я почувствовал себя барменом, с которым хочет посоветоваться выпивший клиент. Только пьян он был от страха. — У вас есть опыт в подобных делах. Скажите, бога ради, для чего ей было брать ружье?
— Могу предположить лишь одну возможную причину, мистер Себастьян. Вы сказали ей, что разнесете из него голову ее приятелю.
— Но не могла же она отнестись к моим словам всерьез.
— А вот я отношусь к ним именно так.
— И я, — сказала его жена.
Себастьян понуро опустил голову, словно обвиняемый на скамье подсудимых. Он пробормотал чуть слышно:
— Ей-богу, прикончу его, если он привезет ее домой.
— Здраво мыслишь, Кит, — сказала ему жена.
Глава 2
Эти словопрения между супругами начинали действовать мне на нервы. Я попросил Себастьяна показать шкаф, где хранилось ружье. Он провел меня в небольшую комнату, отчасти библиотеку, отчасти оружейную. В застекленном шкафу красного дерева стояли тяжелые и легкие ружья. Одна выемка для двустволки пустовала. На книжных полках располагались тщательно подобранные бестселлеры, книги клубных изданий, а также унылый ряд пособий по экономике и психологии рекламного дела.
— Занимаетесь рекламой?
— Связями с общественностью. Я старший сотрудник отдела по связям с общественностью в компании по сбережению и выдаче ссуд. Сегодня утром мне необходимо быть на службе. Будем обсуждать план на следующий финансовый год.
— Ну, на денек заседание можно и отложить, не так ли?
— Не знаю.
Он повернулся к ружейному шкафу, отпер сначала его, потом выдвижной ящик внизу. Все отпиралось одним ключом.
— Где лежал ключ?
— В верхнем ящике моего письменного стола. — Выдвинув этот ящик, он показал его мне. — Сэнди, разумеется, знала, где он хранится.
— Но его легко мог найти кто угодно.
— Да, правда. Но я думаю, что ключ наверняка взяла она.
— Почему?
— Просто у меня такое чувство.
— Она очень любит возиться с ружьями?
— Нет, конечно. Когда вы обучены правильно обращаться с ружьями, то возиться с ними особой радости вам как-то не доставляет.
— А кто ее обучил?
— Я, разумеется. Я — ее отец. — Себастьян подошел к шкафу и бережно тронул ствол тяжелого ружья. Осторожно закрыв стеклянную дверцу, он запер ее на ключ. Заметив, очевидно, в стекле свое отражение, он отпрянул назад и с отвращением потер ладонью заросший подбородок. — Выгляжу ужасно. Не удивительно, что Бернис подкалывала меня. Ну и рожа, смотреть неприятно.
Извинившись передо мной, он ушел придавать своему лицу приятный вид. Я тоже мельком взглянул на свое отражение в стекле. Особо радостной моя физиономия не выглядела. Раннее утро у меня не лучшее время для мыслительной деятельности, и все-таки одну, пока не вполне отчетливую и совсем не радостную мысль сформулировать я сумел: девочка по имени Сэнди была лишь промежуточным звеном в напряженных отношениях между супругами, сейчас же этим звеном становился я.
Неслышным шагом в комнату вошла миссис Себастьян и встала рядом со мною перед ружейным шкафом.
— Я вышла замуж за вечного мальчишку, за бойскаута.
— Бывают и куда более худшие браки.
— Разве? Меня мать предостерегала, чтобы я не увлекалась красивой внешностью мужчины. «Выходи за умного», — говорила она. А я ее не слушала. Не надо было мне бросать место манекенщицы. По крайней мере, зависела бы в жизни только от своей собственной фигуры. — Она провела рукой по бедру.
— Фигура у вас что надо. Кроме того, вы довольно откровенны со мной.
— После этой ужасной ночи я решила ничего не утаивать.
— Покажите мне дневник вашей дочери.
— Не покажу.
— Вам стыдно за нее?
— За себя, — ответила она. — Что вы можете там найти такого, чего я вам не расскажу?
— Ну, к примеру, спала она с этим парнем или нет.
— Разумеется, нет, — отрезала она, слегка порозовев от гнева.
— Или еще с кем?
— Это абсурд! — Но лицо ее приобрело желтовато-бледный оттенок.
— Значит, ни с кем?
— Нет, конечно. Для своего возраста Сэнди на удивление невинна.
— Или была невинна. Что ж, будем надеяться, что таковою она является и до сих пор.
Бернис Себастьян заговорила со мной надменным тоном:
— Я... мы наняли вас не для того, чтобы вы выпытывали, каков моральный облик нашей дочери.
— Ну, во-первых, вы меня еще не наняли. Прежде чем браться за дело, которое может по-всякому повернуться, я должен получить предварительный гонорар, миссис Себастьян.
— Как понимать «по-всякому повернуться»?
— Например, ваша дочь в любое время может сама явиться домой. Или вы возьмете и передумаете...
Она оборвала меня нетерпеливым взмахом руки.
— Ладно. Сколько вы хотите?
— Оплата за два дня плюс текущие расходы. Скажем, двести пятьдесят.
Она села за письменный стол, достала из второго ящика чековую книжку и выписала чек.
— Что еще?
— Несколько ее последних фотографий.
— Садитесь, сейчас принесу.
Когда миссис Себастьян вышла, я внимательно изучил корешки в чековой книжке. После выплаты моего предварительного гонорара на счету Себастьянов осталось меньше двухсот долларов. В общем, их милый ухоженный новый дом, нависший над крутым склоном, почти идеально символизировал собой всю их жизнь.
Миссис Себастьян вернулась с пачкой фотографий. Сэнди была девушкой с серьезным взглядом, такая же смуглая, как ее мать. На большинстве карточек она что-то делала — ехала верхом, каталась на велосипеде, стояла на вышке, готовая прыгнуть в воду, целилась из ружья. Похоже, это было точно такое же ружье двадцать второго калибра, которое я видел в шкафу. По тому, как она держала его, было видно, что стрелять она умеет.
— Что вы скажете насчет увлечения ружьями, миссис Себастьян? Это идея самой Сэнди?
— Нет, Кита. Еще его отец привил ему любовь к охоте. Ну, а Кит передал эту великую семейную традицию своей дочери, — голос ее звучал язвительно.
— У вас она единственный ребенок?
— Совершенно верно. Сына у нас нет.
— Можно мне обыскать ее комнату?
Миссис Себастьян явно колебалась.
— А что вы думаете там найти? Свидетельства трансвестизма[1]? Наркотики? — Она все еще пыталась сохранить язвительно-насмешливую интонацию, однако я воспринимал ее вопросы вполне буквально. В комнатах молодых людей мне доводилось обнаруживать и гораздо более неожиданные предметы.
Комната Сэнди была залита солнечным светом и напоена свежим сладким ароматом. Я обнаружил в ней многое из того, что и должно находиться в спальне невинной серьезной старшеклассницы. Множество свитеров, юбок, книг, как учебников, так и несколько хороших романов, например, «Ураган над Ямайкой». Целый набор мягких игрушек — плюшевых животных. Памятные вымпелы колледжей, в основном университетов Новой Англии. Гофрированная розовая косметичка, содержимое которой было вынуто и разложено на ней правильными геометрическими фигурами. На стене в серебряной рамке висела фотография какой-то улыбающейся девушки.
— Кто это?
— Лучшая подруга Сэнди, Хэйди Генслер.
— Мне бы хотелось поговорить с нею.
Миссис Себастьян опять как-то нерешительно задумалась. Эти ее состояния нерешительности были кратковременными, но напряженными и, пожалуй, чересчур серьезными, словно она наперед рассчитывала ходы в крупной игре.
— Генслеры ничего не знают об этом, — сказала она.