Первым человеком, сделавшим локтекусу реальное предложение, был директор окраинного цирка, искавший освежения и пополнения программы. Это был предприимчивый человек, и старая книжка "Обозрения", случайно попавшая ему на глаза, решила ближайшую судьбу локтекуса. Бедняк не сразу согласился на ангажемент, но когда циркач стал ему доказывать, что это единственный способ сделать и локоть питательным, что, получив средства к жизни, он сможет разрабатывать метод и уточнить приемы профессии, унылый чудак пробурчал что-то вроде "угу".
Цирковой номер, декларированный в афишах "Локоть против человека. Укусит или не укусит? Три схватки по 2 минуты. Арбитр Бэлкс", был финальным - после женщины с удавом, римских гладиаторов и прыжка из-под купола. Подавался номер так: оркестр играл марш, и на арену выходил человек с заголенным локтем; у него были подрумяненные щеки, а рубцы вокруг локтевой кости тщательно запудрены и забелилены. Оркестр замолкал - и начиналась схватка: зубы, цепляясь за кожу, подбирались к локтю, сантиметр за сантиметром, ближе и ближе.
- Врешь, не укусишь!
- Смотрите, смотрите, кажется, укусил.
- Нет, и близок локоть, а...
Но шея чемпиона, натягивая, жилы, длиннилась, глаза, вперенные в локоть, наливались кровью, кровь капала из прокусов на песок, и толпа, постепенно стервенея, вскакивая с мест, с биноклями, нацеленными на локтекуса, топала об пол, лезла через барьеры, улюлюкала, свистала и кричала:
- Бери его зубами!
- А ну еще, хватай локоть!
- Локоть, держись, локоть, не поддавайся!!!
- Неправильно! Лавочка!
Схватки кончались, и арбитр объявлял локоть победителем. И ни арбитр, ни антрепренер, ни расходящаяся публика не угадывали, что цирковая арена вскоре сменится для человека с заголенным локтем ареной мировой славы и что вместо песчаного круга - 20 метров в диаметре - под ноги ему ляжет плоскость земной эклиптики, размахнувшейся тысячеверстиями своих радиусов.
Началось это так: модный лектор Юстус Кинт, пробравшийся в славу сквозь уши пожилых, но богатых дам, после одного из юбилейных обедов был завезен - случайно, под веселую руку - приятелями в цирк. Кинт был философом-профессионалом - и с первого же взгляда уловил метафизический смысл локтекуса. На следующее же утро он принялся за статью "Принципы неукусуемости".
Кинт, принесший еще несколько лет назад до этого на смену выцветшему лозунгу "Назад к Канту" подхваченный многими и многими новый лозунг "Вперед к Кинту", писал с изящной непринужденностью и стилистическими росчерками (недаром в одной из своих лекций он, под гром аплодисментов, заявил, что "философы, говорящие людям о мире, видят мир, но не видят, что их слушателю, находящемуся в этом самом мире, в пяти шагах от философа, попросту скучно"); ярко описав борьбу "человека против локтя", Кинт обобщил факт и, гипостазируя его, называл цирковой номер метафизикой в действии.
Мысли философа шли так: всякое понятие (на языке великих немецких метафизиков "Begriff") и лексически и логически от пкушаут", что значит "схватывать, зацеплять, кусать"; но всякое Begriff, всякий логизм, додуманный до конца, превращается в Grenzbegriff, то есть так называемое "предельное понятие", выскальзывающее из постижения, несхватываемое познанием, как локоть несхватываем зубами. "Далее, - размышляла статья о принципах неукусуемости, - объективируя неукусуемое вовне, мы приходим к идее трансцендентного: это понимал и Кант, но он не понимал, что трансцендент вместе с тем и имманент ("manus"- "рука", следовательно, и "локоть"); имманент-трансцендент всегда в "здесь", предельно близок к постигающему, почти включен в апперцепирующий аппарат, как свой локоть почти доступен схватывающему усилию челюстей, но - "близок локоть, да не укусишь", и "вещь в себе" - в каждом себе, но непостижимо. Тут непереходимое почти,- заканчивал Кинт,- "почти", которое как бы персонифицировалось в человеке из балагана, исхищряющегося укусить себя за локоть. Увы, каждая новая схватка фатально заканчивается победой локтя: человек побежден - трансцендент торжествует. Снова и снова - под рев и свист невежественной толпы.- повторяется грубо, но ярко моделированная балаганом извечная гносеологическая драма. Идите все, торопитесь в трагический балаган, созерцайте примечательнейший феномен: за горсть медяков вам дастся то, за что избранники человечества платили жизнью".
Черные крохотные буквы Кинта оказались сильнее огромных красных литер цирковых афиш. Толпы хлынули покупать по .дешевке метафизический раритет. Номер с локтекусом пришлось перенести из окраинного балагана в центральный театр города; а там № 11111 стал демонстрироваться и в университетских залах. Кинтисты тотчас же закомментировали и расцитатили мысль учителя; сам Кинт превратил свою статью в книгу, озаглавленную "Локтизм. Предпосылки и выводы". В первый же год книга выдержала 43 издания.