Выбрать главу

Гарет уже решил, что и как можно открыть Айабаду. И поэтому объяснил основы культа Черной Кобры, а также интерес фанатиков к Эмили, храбро привезшей властям важные улики.

Айабад был заинтригован и восхищен. Задавал бесчисленные вопросы о приключении Эмили, и та подробно отвечала с некоторым намеком на женское кокетство.

После этого они легко убедили капитана помочь им, продолжая путь в Суэц и отбивая возможные будущие атаки. Конечно, за отдельную плату.

И мужчины принялись торговаться. Взглянув на Эмили, Гарет понял, что она в ужасе. То ли от суммы, то ли просто от того, что приходится дорого платить… но, к его облегчению, она продолжала молчать.

Эмили в самом деле злилась, но поскольку Гарет ничего не возразил против требований капитана, хотя сумма, по ее понятиям, была ужасающей, оставалось только держать язык за зубами. И заодно отметить, что майор Гамильтон — отнюдь не нищий. До сих пор она не думала о расходах, которые он несет, но сейчас мгновенно сообразила, что майор распоряжается деньгами, намного превышающими средний доход простого армейского офицера. Впрочем, она слышала множество историй о богатстве, приобретенном служащими Ост-Индской компании, а Гарет сам сказал, что он и его товарищи «подчиняются лично Гастингсу».

Эмили вновь взглянула на мужчин. Они как раз обменивались рукопожатием. Оба улыбались, причем абсолютно одинаково, и оба походили на пиратов.

Гарет поднялся. Она последовала его примеру. Капитан галантно склонился над ее рукой.

Когда дверь за ними закрылась, Гарет улыбнулся и показал на трап.

Она пошла вперед. Он скоро ее догнал, и они стали прогуливаться по палубе.

— Все сложилось прекрасно, — заверил Гарет. — Я не хотел рассказывать правду о своей миссии, а вы мне очень в этом помогли. Вели себя именно так, как нужно, и нашли способ избегать рыцарских ухваток Айабада. Он благородный человек. Именно поэтому я и нанял его.

Она остановилась на корме и, схватившись за поручень, стала любоваться волнами. Гарет тем временем оглядывал шхуну. Доски палубы были вымыты с самого утра. Никаких следов ночной битвы!

— Мне следовало бы пожурить вас за ночные прогулки в одиночестве. Но все наши люди чувствуют себя гораздо лучше, выдержав предательскую атаку. Несколько легких порезов и синяков, но серьезных ран ни у кого нет.

Он помолчал, живо припоминая моменты, когда, глядя с крыши, увидел, как «кобры» смыкаются вокруг Эмили, и понял, что она в смертельной опасности… Но он был рядом и спас ее, за что она, естественно, была очень благодарна. Но в пылу схватки она спасла его!

Он взглянул на Эмили, но та по-прежнему смотрела на волны.

— Я еще не поблагодарил вас за помощь прошлой ночью. Ваше хладнокровие и способность действовать быстро достойны всяческого восхищения. Если бы не вы, я мог бы получить серьезную рану.

«Или вообще погибнуть», — подумала Эмили, поворачиваясь. И встретилась с ним взглядом. Если он хочет поблагодарить ее, она покажет, как именно… но не сейчас.

Эмили выжидала.

Его взгляд скользнул по ее лицу, вернулся к глазам.

— Я… должен признать, что когда предложил объединить силы, считал, что должен взять на себя ответственность за вас, как, скажем, няня за свою питомицу. Но вы уже внесли огромный вклад в наше дело, за что, несомненно, заслужили мои благодарность и уважение.

О на ждала. Ждала.

Он, похоже почувствовал это, потому что неловко переступил с ноги на ногу.

— Уверен, что и другие…

Другие?!

Она сдалась. Воздела к небу руки, что-то угрюмо пробормотала, подступила ближе и, снова сжав его лицо ладонями, притянула к себе и прижалась губами к губам.

Опять. На этот раз крепче.

Более уверенно. Более пылко.

Более вызывающе.

Она ощущала ладонями его колючую щетину. Обводила абрис лица кончиками пальцев и снова припадала к губам.

Но он вел с собой битву. Чтобы сдержаться. Не прижать ее к себе. Не стиснуть в объятиях. Не искать губами губ.

И это сражение он выиграл, черт бы его побрал!

«И октября 1822 года.

Утро.

Моя каюта на шхуне капитана Айабада.

Дорогой дневник!

Боюсь, мне грозит опасность стать настоящей распутницей… во всем, что касается Гарета Гамильтона. Я снова поцеловала его средь бела дня, на глазах у всех, кто за нами наблюдал.

Боюсь, что это он виноват в моей несдержанности! Он признался, что считал меня ни к чему не способной. И что из благородства взял на себя мою защиту. Ха! Я отказываюсь выглядеть беспомощной жертвой! Но после недавних событий он, похоже, многое понял. Что же, это к лучшему. Поскольку он — мой единственный, ему необходимо увидеть во мне женщину, с которой он хочет прожить остаток жизни.