Аскер просмотрел документы. Большинство не представляло интереса. Это были удостоверения личности и командировочные предписания двух старших офицеров, очевидно, интендантов, какие-то счета и накладные. Зато другие бумаги привлекли внимание партизан.
Документов было три — удостоверение личности дивизионного абвер-офицера обер-штурмфюрера СС Курта Краузе, командировочное предписание, согласно которому тот следовал в одно из управлений абвера по вызову, и, наконец, исписанный мелким почерком листок — письмо Курту Краузе.
«Курт, — писал неизвестный корреспондент, — сегодня, наконец, я узнал, что тебя вызывают. Вопрос решён. Сейчас оформляют вызов. Но он может задержаться, и я опешу предупредить тебя о радостной вести. Отправляю это письмо и уезжаю сам: командировка на фронт, примерно на три месяца. Приедешь, остановишься у меня. Тебе откроет этакая птичка со стреляющими глазами. Это моя квартирная хозяйка, фрейлен Амелия. Она предупреждена и ждёт тебя. Будь с ней ласков и щедр. Она этого заслуживает, ибо умеет делать все… Впрочем, ты убедишься в этом сам. Я тебе это великодушно разрешаю, негодник ты этакий! Теперь об управлении. Я мучаюсь — ни одной знакомой морды. Наверное, ты тоже не найдёшь никого, кто бы знал тебя. Но это в конце концов — к черту! Главное, что здесь лучше, чем на фронте. Итак, до свидания. Не горюй, я скоро вернусь».
Аскер, переводивший письмо вслух, умолк и поднял глаза на собеседников.
— Все? — опросил комиссар.
— Да.
— А подпись?
— Неразборчива. — Разведчик показал на закорючку в конце письма.
— Так, — задумчиво протянул начальник штаба. — Не довелось, значит, Краузе послужить в тылу. Вот и эта, как её, фрейлен… будет ждать. — Он усмехнулся, взял письмо, подержал в руках и брезгливо отбросил.
Аскер раскрыл удостоверение личности Курта Краузе. С фотографии на него смотрели тусклые водянистые глаза на круглом маловыразительном лице. Разведчик осторожно закрыл книжечку, покосился на письмо.
Вскоре Керимова отпустили. Он был рассеян, задумчив. С полчаса возился с трофейным автомобилем. Затем он попросил, чтобы ему разрешили допросить Краузе.
— Хорошо, — сказал начальник штаба, зажигая потухшую самокрутку.
— Только ещё просьба… Я хочу, чтобы на допросе присутствовали руководители отряда — вы, командир, комиссар.
— Это зачем? — Партизан вынул мундштук изо рта и выковырял окурок.
— Можно, я скажу об этом после?..
Начальник штаба пожал плечами, подумал и передал командиру просьбу разведчика.
В землянку привели пленного. У него была забинтована нога, он хромал и опирался на палку.
— Садитесь, — сказал по-немецки Аскер.
Пленный быстро взглянул на него и тяжело опустился на табурет.
— Фамилия и имя, звание, род войск, — Аскер постучал пальцем по столу. — Предупреждаю: отвечать точно, не врать!
— Отвечать не буду. — Пленный дёрнул плечом. — И готов умереть.
— Будете!.. Хотя я знаю, что упрямство отличает пруссаков.
Брови Краузе дрогнули.
— Откуда вы знаете, что я пруссак?
Аскер иронически посмотрел на немца.
— Акцент. Акцент, герр Краузе. Рыбаков с косы Фрише-Нерунг — из Пилау, например, — по говору за километр отличишь от любых других немцев.
— Но я не рыбак! — Краузе гордо выпрямился.
— Знаю, — махнул рукой Аскер.
— И там не жил.
— Тоже догадываюсь. Вам нечего было делать в Пилау. Юнкеры и их отпрыски предпочитают окрестности или ближние районы — Велау или, скажем, Раушен: там масса приятных местечек, а поместья — одно лучше другого… Кстати, — Аскер взял со стола мундштук и обернулся к начальнику штаба, — этот ваш мундштук оттуда. Там, в особенности в Пальминикене, столько чудесного янтаря!
Начальник штаба кивнул. Партизаны видели, что разведчик ведёт игру и, хотя не догадывались какую, не мешали, ожидая, что же будет дальше.
Аскер продолжал. Будто забыв о пленном, он долго рассказывал о Восточной Пруссии, поминутно переходя с немецкого языка на русский и вновь на немецкий. Потом он опять обратился к немцу.
— Ну, будете отвечать?
— Кто вы? — тихо спросил Краузе.
Аскер стукнул кулаком по столу.
— Вопросы задаю я. Отвечать!
— Нет, — Краузе встал и стиснул палку. — И я знаю, кто вы. Подлый предатель, вот кто!
Аскер усмехнулся и опустил на мгновенье глаза, пряча вспыхнувшие в них огоньки.
— Ошибаетесь. Я не немец и никогда не был в Пруссии.
— Ложь, — выкрикнул Краузе. — Подлая ложь! Вы оттуда. И будь я проклят, если не видел вас уже где-то… Сдаётся мне, даже в мундире германского офицера!
Это было все, чего добивался разведчик. Он попросил, чтобы пленного увели.
Когда за немцем затворилась дверь, Керимов обернулся к партизанам и взволнованно сказал:
— Прошу извинить меня за этот… театр!
Те с любопытством глядели на него. Командир отряда, полный человек лет сорока, одетый в зеленые бриджи и трофейную замшевую куртку, встал и засунул руки в карманы штанов.
— А зачем он вам понадобился?
Аскер вынул из-за пазухи толстый пакет.
— Часа два назад я внимательно обыскал автомобиль пленного. Эти бумаги оказались под сиденьем. В пакете личное дело на Курта Краузе и служебная записка. А вы знаете, куда он направлен — в одно из управлений абвера!.. Абвер вместе с гестапо — самые опасные учреждения фашистов. И каждый советский разведчик в этой змеиной норе — такой удар по врагу!.. Допрашивая пленного, я устроил себе самый придирчивый экзамен. И, мне кажется, его выдержал. Краузе признал во мне немца. Я убеждён, что могу ехать в абвер вместо Курта Краузе. Конечно, рискую. Больше того: шансы на успех очень невелики. Но они есть. Значит, надо попытаться. Второго такого случая может и не быть.