— Леди Оллсмайн! — шепнули писцы, приподнимаясь, чтобы поклониться вошедшей.
Начальник полиции нетерпеливо повел плечом.
— Вы, Джоан! Я не ожидая видеть вас здесь, — сухо проговорил он.
— Действительно, здесь мне не место, — кротко возразила женщина, — но, поверьте, я не пришла бы сюда без важной причины.
— Какая же это причина?
— Корсар Триплекс, — тихо отвечала молодая женщина.
Оллсмайн побледнел и едва не выбранился вслух. Рука его невольно потянулась за револьвером, который он, подобно всем своим соотечественникам, всегда носил в кармане.
— Пройдем в соседнюю комнату, — сказал он. — Там все объяснится.
Кивком головы Оллсмайн пригласил Джеймса следовать за собой. Оба вышли вслед за молодой женщиной, предоставив писцам строить самые разнообразные предположения.
Они миновали длинный коридор и наконец вошли в небольшую белую с золотом гостиную, уставленную всевозможной мягкой мебелью. На одном из пуфов, скрестив ноги, сидел мальчик лет пятнадцати и сосредоточенно делал шапку из большой желтой афиши. Его старая коричневая куртка и такие же панталоны выделялись странным пятном на бархате обивки, его загорелые ноги без чулок были обуты в старые желтые туфли с выцветшими голубыми лентами, но всего страннее было лицо ребенка. Тонкие, правильные черты, маленький рот, прямой нос, гладкий белый лоб, густые белокурые локоны, выбивавшиеся из-под лихо сдвинутого на затылок берета, одним словом, вся наружность мальчика носила бы отпечаток благородного изящества, если бы не растерянный взгляд больших темно-зеленых глаз — взгляд идиота или безумного.
— А, да это Силли! — тихо сказал Джеймс на ухо своему начальнику.
— Силли! Какой Силли?
— Маленький идиот, живущий милостыней, бродя по Сиднею и появляясь то там, то здесь…
Сэр Тоби не без удивления взглянул на свою жену.
— Вы хотите знать, зачем я привела сюда этого ребенка? — отвечала она на его немой вопрос. — Сейчас я объяснюсь. Вы знаете, что моя подруга Элида Льюис не совсем здорова, и сегодня к часу я велела запрячь двухместную викторию и поехала навестить больную. Ей оказалось лучше. Когда я возвращалась, то около доков толпа задержала наш экипаж. Портовые рабочие столпились вокруг этого ребенка, перекидываясь разными шуточками.
При этих словах Джоан посмотрела на Силли, который, не обращая внимания на окружающих, старательно приделывал перо к шляпе из афиши.
— Понимаю. Вы взяли ребенка…
— Подождите, я еще не закончила. Дело в том, что Силли с серьезным видом приклеивал к стене одну из вот этих афиш.
И, пользуясь тем, что ребенок, стоя перед зеркалом, с довольным видом примерял свою шляпу, Джоан взяла с пуфа одну из оставшихся афиш. Она развернула ее и дала прочесть мужу и Джеймсу.
На афише стояло:
«Братья мои, жители Сиднея!
Газеты и полиция слишком пугают вас моим именем. Вам нечего бояться. Я веду войну лишь с недостойным директором тихоокеанской полиции, который, вместо того, чтобы попасть в руки правосудия, сам действует от имени его. Но рано или поздно это кончится. Как бы то ни было, вам не будет причинено никакого зла преданным вам корсаром Триплексом».
Оллсмайн побагровел и грозно взглянул на мальчика, все еще стоявшего перед зеркалом. Но Джоан остановила мужа.
— Подождите еще минуту, — сказала она. — Этот ребенок лишен рассудка и не может отвечать за свои поступки. Но мне он оказал услугу.
— Вам? Услугу? — проворчал сквозь зубы Оллсмайн.
— Да, мне. Когда толпа узнала меня и с дерзкими шутками окружила экипаж, он мне помог. В толпе кричали: «Ага, полиция испугалась и теперь уже посылает женщин сражаться с корсарами!» Я уже начала беспокоиться, но в это время Силли заметил меня, поставив на землю ведерко и кисть, бывшие у него в руках, одним прыжком очутился он на подножке экипажа. С минуту он меня с удивлением разглядывал, потом вдруг тихо заговорил: «Ты добрая, очень добрая, и Силли за тебя заступится. Дай мне руку!» Я протянула руку, и мальчик поднес ее к губам. Толпа захохотала. «Браво, Силли, браво!» — кричали рабочие. Но мальчик выпрямился, глаза его загорелись, а ноздри задрожали. «Держите языки за зубами! — крикнул он. — Вы не умеете уважать женщину! Но Силли заступится за эту даму и никому не даст ее в обиду!»
— Защитник! Нечего сказать! — промолвил, пожав плечами, Оллсмайн.
— Однако его защита оказалась очень полезной. Наш народ относится к безумным и слабоумным с каким-то суеверным уважением. И на этот раз все замолчали, толпа расступилась и пропустила мою карету. Силли сидел со мною рядом и все время держал меня за руку, повторяя: «Добрая, ах какая добрая!» И я привезла его в надежде, что вам удастся узнать от бедняжки, кто это дал ему такое опасное поручение.