Но нет, корабль не пошел… Это всего лишь ничтожный толчок, продвижение вперед на какие-нибудь полметра, а может быть, даже и на десяток сантиметров…
— Самый полный вперед! — отдает приказ Алексей Емельянович, уже ни на что не надеясь.
И вдруг пенистый вал, ворвавшийся в устье реки с моря, приподнял корабль и перебросил через отмель. Широкая морская волна подхватила «Железнякова», как перышко.
— Пошел! Пошел! — вопят на борту и за бортом монитора матросы. Их ликующие крики заглушают шум машин и грохот морского прибоя.
Офицеры и семь матросов по грудь в воде догоняют корабль, который они, как былинные богатыри, перенесли на собственных плечах через непреодолимую преграду… Один за другим они карабкаются на борт и отряхиваются, как утки. Все они — отличные пловцы.
Громов стоит у штурвала по правую руку от Алексея Емельяновича. А слева, плечо к плечу, снова пристроился боевой комиссар «Железнякова» Алексей Дмитриевич Королев.
— Ну, дорогой мой, — говорит Алексей Емельянович, поднимая к комиссару счастливое лицо, — это было, как в сказке!
— И впрямь сказка, Алеша, — подтверждает Королев. — А звезда-то, звезда! Выходит, она у нас счастливая, наша красная звезда…
Огромная белая стена пены, на миг заслонившая от нас солнце, бросилась на монитор и повлекла его за собой в открытое море…
15
Временами все погружается во тьму. В амбразуры башни потоками хлещет вода. Она вливается в люки, проникает внутрь корабля через вентиляционные трубы. В полузатопленных кубриках плавают вещи матросов, книжки, матрацы. Вода скатывается водопадами по трапам, сбивает с ног людей…
Штормовой ветер гудит над нашими головами. Волны тащат за собой монитор, как бумажный кораблик, потом вдруг на время оставляют его в покое. Но не успевают изнуренные люди опомниться и передохнуть, как налетает новый шквал.
Сигнальщик Гунько доносит, что катер оторвался от борта. На нем — Николай Ермаков… Но что делать, помочь ему мы ничем сейчас не можем.
Даже крупные морские корабли предпочитают пережидать в портах такую непогоду. Речному же кораблю, плоскодонному, не приспособленному к морской волне, шторм грозит гибелью.
Матросы выбились из сил. Корабль идет в ореоле белой пены и брызг. Временами на поверхности взбаламученного моря остаются только башня и мачта с трепещущим по ветру флагом. Волны захлестывают монитор от носа до кормы. Он идет под водой и только чудом не тонет… Наконец девятый вал исполинской высоты подхватывает «Железнякова» и с диким ревом несет на скалы.
— Самый полный назад! — кричит командир.
Еще полчаса назад машины выбивались из сил, давая полный вперед, чтобы продвинуться хоть на метр по песку. Теперь они дают полное число оборотов назад, чтобы корабль не разбился о скалы.
Отданы оба якоря. Море оборвало якорные цепи, как гнилые нитки. Берег, мрачный, враждебный, надвигается на нас все ближе и ближе. Отчетливо видны обнаженные острые камни. Еще немного — и они пропорют днище монитора… Отчаянным усилием Громов повернул штурвал, и монитор, приподнявшись, мягко врезался в широкую песчаную отмель.
Теперь он прочно сидел на грунте, и только корма его оставалась в воде. Волны перекатывались через палубу, обдавая нас холодными брызгами.
Матросы, используя богатый морской лексикон, проклинают и море, и шторм, и ветер, выбросившие их на этот неприветливый, пустынный берег.
Командир отдал приказание осмотреть корабль. Люди снова разошлись по своим боевым постам.
На корабле действительно, как говорится, нет живого места. Башня пробита снарядами. В ней зияют три черных рваных дыры. Борта корабля похожи на решето. Блестящей и гладкой, как каток, палубы тоже больше не существует. Осколками мин покорежены и сбиты буквы на корме корабля — гордое имя нашего монитора. Краска повсюду обгорела, облупилась, и кажется, что это кровь вытекает из глубоких ран корабля.
— Что с тобой сделали, гады проклятые! — говорит Громов и, сжимая кулаки, отходит в сторону, к скалам.
А Перетятько неистово грозится кулаком неизвестно кому, может быть, бушующему и ревущему морю, а может быть, оставшимся в устье Пересыпи фашистам.
Командир, комиссар и офицеры, забыв об усталости, осматривают корабль, ощупывают его раны. Все отсеки залиты водой, в кубриках плавают матросские вещи.
— Машины исправны, и корабль сможет пересечь море, если утихнет шторм, — доложил Павлин.
— Орудия главного калибра в порядке и могут вести огонь, — отрапортовал Кузнецов. — Они могли бы стрелять, — добавил он огорченно, — если бы у нас еще оставались снаряды…