Женщин я расположил на противоположной стороне, на самой линии окружности, и в данный момент я почти не обращал на них внимания. Просто они были там из принципа. Но между ними и мужчинами из дома отдыха уже выстраивались новые лица. Муж сестры, утверждавший, что сегодня утром вернулся из Софии (разумеется, я это проверю), сама сестра, корчмарь, его зять.
Огонь в камине весело плясал: вместо хвороста, который притащили мы с Лелей, Маринков положил в топку принесенные им буковые поленья. Горели они легко, с веселым потрескиванием, приятно было смотреть на эту огненную стихию в миниатюре, она притягивала к себе и завораживала. Пламя ежеминутно меняло свои очертания и оттенки, и мне совсем не хотелось вставать и выходить на улицу, как я задумал.
В круге, очерченном мною, я должен был найти место и для директора дома отдыха. Это я сообразил, услышав его голос — громкий, нарочито жизнерадостный:
— Здравствуйте, друзья!
Было около семи, он, как всегда, появлялся среди нас, чтобы выведать, какое у нас настроение, и привычно напомнить: «Ужин, друзья, как обычно, ровно в семь!»
А немного поодаль, но в опасной близости к кругу встал капитан Андонов. Он смотрел не на фигуры, а на меня. На губах его играла ироническая усмешка. Мне показалось, что я слышу его голос:
«Здравствуй, Ваньо!»
«Здравствуй, капитан!»
«Не ждал меня, правда?»
«Не ждал».
«Ну и как? Мегрэ, Пуаро или Холмс?»
«Я иду своим путем».
«В настоящий момент твой путь должен вести тебя к науке и диплому. Тебя послали учиться — вот и учись, не отвлекайся на посторонние дела».
«Но они важны, капитан!» «Все важно, потому и существует разделение труда.
Один занимается одним делом, другой — другим».
«Я учусь на следователя».
«Ты станешь им. Или, может, думаешь, что пока закончишь учебу, преступники уже исчезнут? Нет, братец! Далеко, очень еще далеко Аркадия, милый мой Иван!»
— Взгляни, дорогой!
Голос Лели заставил меня подскочить на месте. По-видимому, я задремал, пригревшись у камина.
— Куда взглянуть?
Леля ослепительно улыбалась, как звезда эстрады. Ее руки держали на уровне моих глаз что-то темное, пахнувшее галантереей.
— Что это?
— Рукав свитера! — последовал гордый ответ.
Было пять минут восьмого, все уже ушли в столовую.
— Насколько мне известно, — сказал я, — рукав — последняя деталь, которую присоединяют, чтобы получилось целое.
— Я против консерватизма, — самоуверенно заявила она, — и всегда ищу новые пути. Пойдем ужинать?
— Предпочитаю прогуляться к корчме.
— Один?
— Леля, я буду с тобой откровенен. Обещай и ты, что будешь говорить правду.
— Правду и только правду! Ничего, кроме правды! — Она прижала руку к сердцу.
— Что это за заячьи следы, из-за которых ты потащила меня в лес? Что у тебя на уме, моя прелесть?
— То же, что и у тебя, — поджала она губы. — Ведь тебе тоже хочется раскрыть преступление.
— Раскрыть преступление?! Я никогда не говорил ничего подобного, мне даже в голову не приходило!
— «Сказал он, будучи уверенным, что его слова примут за чистую монету». Цитата неизвестного автора, — улыбнулась она. — Ну, пошли, дорогуша, полакомимся в корчме домашними колбасками! У меня тоже есть кое-какая информация, не думай, что я после обеда безмятежно спала!
В этом я не сомневался, поэтому предпочел промолчать.
Мы молча шли по дорожке. Снег почти совсем сошел. Время от времени Леля наклонялась, сгребала его остатки и, скатав комок, рассеянно кидала его перед собой.