— Сейчас эпоха узкой специализации, поэтому не суди так строго! Ну и как, интересная у тебя работа? Наверное, довольно скучная, раз ты ищешь допинг в области криминалистики.
— Наоборот, интереснее, чем ты можешь себе представить. И уж, конечно, более интересная, чем твоя будущая профессия, если ты получишь диплом, в чем я сильно сомневаюсь!
Мы уже подходили к роще. Покрытая снегом земля и стволы берез отливали белизной. На этом фоне зловеще темнел ствол дуба. Леля прижалась ко мне, я обнял ее за плечи. Постояв с минуту молча, мы продолжили свой путь к селу, мерцавшему вдали огоньками. Леля сказала:
— Обычно убийцы возвращаются на то место, где совершили преступление.
— Так говорят. Сейчас он лежит там в снегу и раскаивается в содеянном. Или поджидает следующую жертву. Так тебя поэтому потянуло в село?
— Видишь ли, Ваньо, мне хотелось бы, чтобы мы с тобой говорили серьезно.
То, что она назвала меня по имени, явно свидетельствовало о том, что она сердится.
— Хорошо. Раз ты хочешь, будем говорить серьезно. У меня вопрос: откуда тебе известно, что сегодня вечером в корчме будут подавать домашние колбаски?
Она укоризненно произнесла:
— Разве ты не помнишь, что вчера корчмарь сам об этом сказал?
Я такого не помнил, но промолчал. Не думаю, что Леля была со мной вполне откровенна, ну да ладно! Мы подходили к дому женщины, я уже различал козырек, под которым мы вчера целовались. Напротив находился дом Царского.
— Леля, — остановился я, — подожди меня в корчме, я приду через полчаса. Иди в корчму!
— А что ты будешь здесь делать? — Она тоже остановилась.
— Ничего особенного. Просто мне хочется постоять и подумать. Ну иди же! Или ты боишься?
— Я боюсь за тебя, а не за себя.
— Ничего страшного со мной не случится, — засмеялся я. — Иди, иди!
Она послушно пошла. Силуэт ее скоро растаял в рассеянном свете уличных фонарей, горевших лишь на центральной площади. Из соседнего дома доносились голоса, во дворе кололи дрова. Раздался гонг — сигнал Софийского радио — и слова диктора: «Двадцать часов». Хотелось курить, но я терпел. Прижавшись к воротам, я напряженно вглядывался в темноту в той стороне, откуда мы пришли. Шедший за нами следом вот-вот должен был появиться, если только не свернул где-то раньше. Как только мы вышли из дома отдыха, у меня появилось ощущение, что кто-то идет сзади. Я несколько раз оборачивался, нарочно замедлял шаг, но никого не было. Когда мы проходили через рощу, это ощущение еще больше усилилось. Сейчас, сказал я себе, этот человек — если он действительно следит за нами, если мы представляем для него интерес, — обязательно должен появиться. Но прошла минута, две, пять — никого не было. Наверное, все это мне почудилось — от напряжения, волнения, усталости. Когда боишься черта, и вправду можешь его увидеть — с рогами, с бородой и прочими атрибутами — таким, каким ты его себе представляешь. В темноте каждый стебель, каждый куст кажутся живыми существами. Я уже было решил закурить и продолжить путь, как вдруг за досками, на которые я опирался, послышался шорох. Кто-то с другой стороны постучал морзянкой. Это было настолько неожиданно, что я чуть не вскрикнул, но услыхал свое имя, тихо произнесенное голосом, который был мне бесконечно знаком:
— Спокойно, Ваньо, это я! Затем последовал приказ:
— Нажми на ворота и войди!
Не оборачиваясь, я нажал, створка ворот легко отошла, и я протиснулся в образовавшуюся щель. Рука Андонова схватила меня за локоть.
— Тише, детектив! Иди сюда! Сядь!
Я послушно сел на что-то вроде ящика. Андонов уселся рядом со мной.
— Что ты здесь делаешь, капитан? — не выдержал я, но он меня ласково осадил:
— Это я должен задать тебе этот вопрос! Я, как видишь, делаю свое дело, а вот ты почему не в доме отдыха? И вообще — зачем тебя сюда послали — шляться или готовиться к госэкзамену? Извини, но придется мне написать твоей милой бабуле. Или, в крайнем случае, выгнать вас досрочно из дома отдыха.
— Выгнать нас?
— Да, и тебя, и твою Лоллобриджиду. Это он вполне мог сделать.
— За что? Мы мешаем?
Андонов потрепал меня по плечу и произнес более мягким тоном:
— Еще нет, но если и дальше будете так суетиться, это может стать реальностью.
Затем, уже совсем ласково, продолжал: