То, что она когда-либо читала, видела в кино или ей приходилось слышать, как-то вплеталось в услышанные ею отрывки разговора между двумя мужчинами. В ее мозгу складывалась причудливая история о шпионах, повесть, в которой на каждой странице появлялись трупы, царили опасность, благородство и предательство.
История была потрясающая. Оказывается, в то время когда нормальные обыватели едят, спят, ходят на работу и занимаются своими повседневными делами, где-то гибнут удивительные по своим судьбам люди. Какой-то человек, наделенный властью, посылает этих людей навстречу смертельной опасности, предает их, в то время когда они продолжают ему верить и рассчитывать на его помощь.
Захваченная драматизмом подслушанного повествования, Джина как-то забыла, что Боб свободно обменивается мыслями со своим приятелем только потому, что думает, что она спит.
Джина что-то пробормотала вслух, комментируя услышанное, и тут же увидела, как Боб завертел головой и тихо выругался.
— Ага. Значит, маленькая леди давно проснулась, — мягко заговорил Слоун.
Она кивнула, увидя над собой голову рыжего гиганта, и постаралась сесть, прижать колени к груди, обхватив их руками.
— Но ты же понимаешь, что даже если мы выясним, кто занимается утечкой, то последняя точка все равно не будет поставлена?
— Слоун! — предупреждающе зарычал Морган.
Слоун иронически посмотрел на него и растянул свои толстые губы в усмешку.
— Пойми меня правильно, Слоун. Я не собираюсь причинять ей неприятности. Она и так по горло сыта ими, — проговорил Морган.
Внезапно Джине показалось, что она является одной из главных участников трехактной пьесы и почему-то отклонилась от своей роли. Она вдруг забыла, что ей нужно говорить в начале второго акта, в котором ей принадлежит ведущее место. Ей ужасно захотелось узнать, что будет в заключительном, третьем акте, и убедиться, что все благополучно закончится.
Но на беду этот заключительный акт еще не был написан. Ей не хотелось идти на ощупь, вслепую, дожидаясь, когда опустится занавес, потому что она не имела представления о том, что происходило до этого.
Выходя из оцепенения, она решительно проговорила:
— Разве я не имею права знать?
— Резонно, — ответил Слоун. — Я почти уверен, что Левинтон знает, что она находится с тобой, и если он намерен схватить ее в свои когти, то ему будет безразлично, знает ли она все или не имеет никакого представления ни о чем. Чего уж тут скрывать от нее? Она все равно не спала и все слышала, поэтому можно считать, что она в курсе наших дел.
Морган отвел глаза от Джины и пригладил рукой волосы. Он был рассержен и недоволен собой. Недоволен тем, что переложил собственную тревогу, собственные опасения на плечи женщины и тем самым поставил ее в сложное положение, подвергнув риску ее безопасность. За это ему нет оправдания.
Неприятности стали происходить с самого начала. Он должен был предусмотреть, что эта Беккерша полезет в дом Джины. Ему следовало бы оставить Джину дома, там, где он ее застал. Будь она у себя, безопасность была бы ей гарантирована.
Из-за того, что он ошибся в своих предположениях, все пошло не так, как надо. И все же в сложной ситуации Джина, надо отдать ей должное, вела себя храбро.
Почему же он не рассказал все Джине? Это была его оплошность. Ему не нужно было держать ее в неведении по поводу своей работы, нужно было откровенно сказать, кто он и что происходит на самом деле. Он не сделал этого из-за того, что слишком бережно отнесся к ней. Ему не хотелось предстать перед ее доверчивыми глазами без покрова таинственности, не хотелось внушать ей ужас. Не хотел оттолкнуть ее своими откровениями.
С эгоистической точки зрения он понимал, что поступает с ней очень нечестно. Да и она не очень-то активно стремилась узнать правду. Она лишь просила рассказать, что происходит и почему. А он все время вилял, уклонялся от ответа, потому что трусил.
За последние десять лет он превратился в закоренелого эгоиста, себялюбца и все потому, что должен был бороться за собственное выживание. И впервые из-за этого почувствовал угрызения совести. Или стыд.
Но в конце концов это было неважно. Несмотря на ее желание верить ему, верить, что он не причинит ей вреда, Джина все же продолжала его бояться.
«Не делайте мне больно». Это были те первые слова, которые она произнесла, очнувшись после падения. Они как бы подтвердили существование в ней внутренних переживаний, доверия и боязни. Морган понял, что в тех словах прозвучала ее затаенная борьба и страдание.
— Действительно ли Беккеры являются причиной этой заварухи? Они тоже шпионы? — спросила Джина.
Заметив, как дрожит ее голос, Морган улыбнулся.
— Не в прямом смысле. Штаб пользуется от случая к случаю их домом для явок.
Глаза Джины округлились.
— Поэтому ты взял меня с собой? Ты опасался, что Эмили вернется снова, чтобы еще раз обыскать дом, потому что в первый раз ей не дали это сделать? Значит, она не просто совала нос в мои вещи, она искала тебя?
— Я же сказал, что мне нужно время.
— Но откуда ты знал, что я должна была уехать? Откуда ты знал, что мой дом будет пуст?
Именно этих вопросов он опасался больше всего. Из отрывочных сведений она способна воссоздать целостную картину.
Морган вздохнул.
— В целях обычной подстраховки все соседи Беккеров тщательно проверялись. Мне было известно, что ты предполагала отправиться в отпуск. Эти данные содержались в досье, которое мне дал Гамильтон.
Джина не знала, что волнует ее больше всего: то ли тот факт, что Беккеры были замешаны в заговор для совершения убийства, или то, что на нее заведено досье. Она побледнела. Какая же информация содержалась в досье?
— А что было в моем досье, Морган?
— В сущности, ничего особенного. Была твоя биография, чем ты занимаешься. Говорилось, что у тебя нет никаких темных пятен и ты полностью соответствуешь тому, что о тебе известно окружающим.
Джина подумала, что ей следует получить более вразумительный ответ. Сказанное Морганом ее не устраивало. Все же интересно, какие подробности о ее жизни он знал? О боже. Знал ли он о Джоне до того, как она сама рассказала ему о нем?
— Я думаю, что это подло.
— Но необходимо, — пробормотал Слоун. — Управление не посылает агента в неподготовленное место. Нам всегда необходимо точно знать, могут ли возникнуть у нас осложнения.
Вполне логичное объяснение, подумала она. Но от этого не легче. Она чувствовала себя уязвленной. Она готова была взорваться от негодования, узнав, что какие-то люди суют нос в ее личную жизнь.
— И все же это непорядочно, — процедила она сквозь зубы.
Джина никогда не поймет, думал Морган, что иногда приходится жертвовать правами на неприкосновенность личной жизни во имя более высоких целей. Она не заслуживала того, что ее втягивали в неразбериху, к которой она не имела ни малейшего отношения. Она должна связать свою жизнь с хорошим, открытым человеком, человеком без двойного дна. Он понимал, что обязан предоставить ей возможность спокойно уйти. И все же он постарался отмахнуться от подобной мысли.
— Так что же нам следует делать, Слоун?
— До тех пор пока не представится шанс пообщаться с Гамильтоном, будем продолжать действовать, будем скрываться. Короче, мы должны выжить.
Выжить, с горечью подумал Морган. Да, так называется эта игра, в которую они играли. Она была важнее работы, важнее, чем проведение операции. Мертвый агент никому не нужен.
— Может, пришло время преподнести кое-кому сюрприз, — сказал Слоун, качая головой.
— На сей счет у меня нет никаких идей, Слоун.
— А как с твоим братом?
Морган бросил на приятеля свирепый взгляд.
— Не трогай Кита.
Слоун оставил без внимания угрожающий тон Моргана.
— Он мог бы…
— Нет.
Наклонившись вперед, Слоун заговорил:
— Он делал это раньше.
— Брось. То было совсем иное.
— Разве? Мне кажется, что было то же самое.
— Я же сказал, брось, Слоун. Только ты и Гамильтон знаете о Ките. Я всегда был против того, чтобы мой брат был замешан в моей работе, и сейчас не собираюсь втягивать его в эту заваруху.