– Э-э-э… А-а-а… Да, едва не забыл… Вы предлагали какую-то сделку… Что там с моей стороны… а-а-а?.. Вам нужен я!.. Это меня вы хотели бы видеть в ваших парижских тюрьмах?.. Конечно же, сэр, компания пьяных солдафонов – это мерзко… но мне это ничуть не доставит беспокойства.
– Совершенно в этом не сомневаюсь, сэр Перси. Могу лишь повторить то, что только что имел честь говорить леди Блейкни, – я совсем не желаю смерти такому джентльмену, как вы.
– Это странно, месье, – ответил Блейкни со вновь вернувшейся к нему привычной беспечностью. – Я вот очень даже хочу вас убить. Весьма редко встречал я в жизни подобную сволочь… Впрочем, простите, я, кажется, вас прервал… Надеюсь, вы будете столь любезны и продолжите.
Шовелен не обратил внимания на оскорбление. Он был теперь совершенно равнодушен к выпадам противника. Ведь ему довелось-таки увидеть, как этот великосветский денди, имеющий невероятное самообладание, не смог все же сдержать нахлынувшие на него эмоции. Правда, это ему едва не стоило жизни, но зато он расшевелил сонного льва. И теперь любые оскорбления из уст сэра Перси лишь радовали его, поскольку они еще и еще раз доказывали, что выдержка покидает англичанина.
– Постараюсь быть кратким, сэр Перси, – сказал он, явно стараясь подражать притворной учтивости своего собеседника. – Но что же вы не садитесь?.. Мы должны говорить о делах как джентльмены. Лично мне всегда приятней сидеть за столом рядом со своими бумагами… Я не атлет, сэр Перси… Я гораздо лучше служу моей стране пером, чем кулаками. – Последнюю фразу Шовелен сказал уже сидя на привычном месте, на том самом, где еще совсем недавно он видел такие заманчивые сны, которые теперь столь неожиданным образом воплощались. Он указал грациозным жестом на свободный стул, и Блейкни молча занял его.
– А-а-а-а, – вырвался у Шовелена вздох удовлетворения. – Я вижу, мы готовы понять друг друга. Мне всегда было очень жаль, сэр Перси, что мы не можем просто и дружелюбно обсуждать все наши дела… Теперь об этом несчастном инциденте… о заключении леди Блейкни. Мне бы очень хотелось уверить вас в том, что я не принимаю никакого участия в подготовке условий ее парижского заточения. Это все мои коллеги… Я тщетно пытался протестовать против суровых мер, которые они хотят применить к ней… Но они были так довольны тем, что сделали с королевой! Им настолько удалось сломить ее гордый дух, что они посчитали это средство наилучшим для уничтожения силы духа и такого спасительного, прямо как палочка-выручалочка, самообладания Сапожка Принцессы.
Он помолчал некоторое время, явно наслаждаясь происходящим, довольный своим ровным и твердым голосом, бесстрастностью своего лица; он решил выждать и посмотреть, какое впечатление на сэра Перси произведет его небольшая преамбула, которую тот совершенно спокойно выслушал. Шовелен подготовил еще один эффект, на который очень рассчитывал, и теперь старательно подбирал слова, чтобы подать его как можно удачнее. Вдруг его внимание привлек некий странный звук, сколь неожиданный, столь и обескураживающий.
Это был громкий и откровенный храп. Он немного отстранил мешающую ему свечу и, уставившись пронзительным взглядом на своего врага, чьей Жизнью он играл теперь, будто кошка мышкой, увидел, что вышеупомянутая мышка спокойно спит.
Шовелен не смог удержать сорвавшегося с губ отчаянного ругательства; он грохнул кулаком по столу так, что зазвенели подсвечники. Это заставило сэра Перси приоткрыть один совершенно заспанный глаз.
– Тысяча извинений, сэр, – сказал тот со сладким зевком. – Я так чертовски устал, а ваше предисловие оказалось настолько непростительно длинным… Знаю, скотство засыпать на проповеди… Но у меня целые сутки не было никакой возможности вздремнуть… Прошу вас, извините меня.
– Так вы в состоянии слушать, сэр Перси? – настойчиво спросил Шовелен. – Или мне лучше позвать стражу и прекратить всякие переговоры с вами?
– О, вы всегда предлагаете самое лучшее, – невозмутимо подхватил Блейкни.
Он опять вытянул свои длинные ноги, засунул руки поглубже в карманы бриджей, явно намереваясь вновь спокойно заснуть.
Шовелен мгновение растерянно смотрел на него, пытаясь сообразить, что же теперь лучше сделать. Он чувствовал нехорошее раздражение оттого, что все его старания произвести впечатление на сэра Перси пошли прахом. И хотя ему страшно не терпелось сейчас же предложить этому человеку свои условия, он предпочел подождать, пока тот сам начнет его расспрашивать. Бывший дипломат хотел ставить условия с жесткостью и презрением, оставаясь при этом совершенно спокойным и равнодушным, предоставив врагу быть нервным и раздраженным. Однако поведение сэра Перси совсем выбило его из колеи; то, что должно было выглядеть так патетически, превратилось в какой-то пасквиль; но более всего уязвляло гордость бывшего дипломата, что при всей его готовности к любым неожиданностям со стороны таинственного героя все же случилось то, чего он опять никак не мог предвидеть.