Камин сдвинулся, и появилась темная дыра. Я стоял замороженный. Мне не нравились тесные помещения.
«Иди туда», — приказал он. — Мы поговорим об этом позже.
Папа схватил меня за руку и втолкнул внутрь. Я завизжала от боли, упала на колени, заползла в угол и обвила руками ноги. Мое сердце было как колибри, болело в моей маленькой груди.
Хлопнуть!
Доносились странные голоса, доводя Папу до безумия. Следующей он подтолкнул Феникс, которая тряслась, как лист, и я заключил ее в свои объятия, сжимая ее, то ли для силы, то ли для утешения, я не был уверен.
Я поднял глаза и увидел, что Папа держит в руках что-то блестящее и черное — пистолет, как я понял, — его глаза сузились на маме.
— Любимая, ты должна пойти туда. Кудри мамы дико подпрыгивали, когда она покачала головой. Она тоже боялась маленьких помещений. "Все будет хорошо. Всего на несколько минут».
— Томазо, нет. Ее голос был хныканьем, но, похоже, это его не остановило. «Клянусь Богом, я оставлю тебя, если ты это сделаешь».
«Ты бы предпочел умереть? Стоит ли нашим дочерям жизни?»
«Они не могут просто убить нас в нашем собственном доме».
«Я бы предпочел не рисковать и оказаться неправым».
Он взял ее за локоть и втолкнул внутрь. Я наблюдала за происходящим широко раскрытыми глазами. Она боролась с ним, но он был сильнее. Потом она была в темноте вместе с нами. Прежде чем она успела возразить дальше, Папа захлопнул дверь.
Маленькие кулачки мамы ударились о красный кирпич. «Томасо». Ее гнев вибрировал в маленьком пространстве. «Черт возьми, Томазо. Открыть-"
Тихие всхлипы Феникса наполнили воздух и приковали меня к себе.
— Я… все в порядке, мама, — прошептал я. Я заставил свою руку протянуть к ней руку и похлопать ее по спине, точно так же, как она всегда успокаивала меня, когда мне снились плохие сны. «Папа сильнее всех плохих людей».
— Если бы, — пробормотала она. — Я не позволю, чтобы с вами двоими что-нибудь случилось.
Окутанные тьмой, мы втроем сбились в кучу. В моих ушах ревело сердцебиение. Я не мог подписать, место было слишком маленьким и слишком темным, поэтому я просто держал Феникса поближе к себе.
Некоторое время мы молчали, если не считать звуков нашего прерывистого дыхания, когда голоса приблизились и снова раздались выстрелы. Мое тело затряслось еще сильнее, и в горле застряли крики. В ужасе от того, что меня нашли, я поднесла руку ко рту. Больше криков.
Хлопнуть. Хлопнуть. Хлопнуть. Больше кадров.
Громкий смех выдернул меня из памяти и вернул в реальность.
Я сморгнула образы темноты и чувства, сдавившего мое горло. Возможно, дела были плохи еще до смерти мамы. Это имело бы смысл. Если Феникс или я не принадлежали папе, это означало, что мама искала счастья где-то — или у кого-то — в другом месте.
Я не знал. Я больше ни в чем не был уверен.
Отбросив сбивающие с толку воспоминания, я сосредоточился на семье передо мной. Было так много вещей, за которые можно было быть благодарными.
Быть живым. У меня замечательная сестра. Семья. Лучшие друзья. Тем не менее, я не мог собрать ни грамма доброй воли или праздничного настроения.
Я потерла грудь, пока мой разум наполнялся разными воспоминаниями, на этот раз о мальчике, которого я слишком сильно любила. Или, может быть, недостаточно. Все, что я знал, это то, что это оставило меня пустым.
Мои ночи были полны сомнений и сожалений, я отчаянно пытался пережить счастливые моменты только для того, чтобы оказаться в том же самом месте: смотреть в никуда и желать исчезнуть.
Я постучал пальцами по бедру, беспокойство зудело по коже. Если бы я пошевелился, кто-нибудь кинулся бы и начал возиться надо мной, задушив меня.
Волосы на моей шее встали дыбом, когда я почувствовал присутствие рядом. Я не пошевелился, ожидая, что кто-то скажет что-нибудь. Или желательно ничего.
Мои руки крутили подвески, свисающие с моей платиновой цепочки. Мне следовало бы избавиться от того, что подарил мне Амон, но каждый раз, когда я собирался его снять, я оказывался не в состоянии это сделать. Возможно, я был мазохистом, и это было моим наказанием.
«Рейна». Голос Папы был низким и мягким. Как будто он думал, что повышенный тон может меня уничтожить.
Если только.
Засунув ожерелье под рубашку, я повернулась и увидела, как он приближается к пустому стулу.