– И я. Он уже лежит на кладбище Бергфридхоф в Гейдельберге, – тихо сказала я.
Она с минуту изучала меня в крайнем замешательстве:
– У тебя очень своеобразный юмор.
Потом Катрин продолжала о себе. В двадцать два года она купила себе бритву и стала брить руки и ноги. Летом – каждое утро, зимой реже: под длинной одеждой все равно не видно.
Какой предок одарил ее этой чрезмерной растительностью, бог знает. Может, странным образом суммировались гены волосатости, когда смешались среднеевропейская и южная кровь ее родителей. Тут последовал подробный рассказ о семье.
Ближе к ночи явился Энди. К нам у него был только один вопрос:
– Кто-нибудь гулял с собакой?
И молча вывел пса сам. Значит, за собакой тоже было кому присмотреть и без меня. И чего ради я тогда торчу в Дармштадте?
На следующее утро наконец там, во Флоренции, к телефону подошла Эмилия. Мы давно уже были друзьями, я не рассматривала ее как домработницу, скорее как старшую подругу.
– Как наш малыш? – первым делом спросила она. – Ты забыла его медвежонка! Как же он там засыпает без своего Балу? А про меня вспоминает?
– Все у него отлично. Что Кора и Феликс? Вернутся завтра?
– Нет, куда там! Что-то я путаю, – отвечала Эмилия. – В городе адская жара. Завтра они все вместе едут на море или за город.
– На море? Без меня? – прозвучал мой наивный вопрос.
– Ну, Майя, ты сама решила остаться и присмотреть за больной старушкой, – отвечала Эмилия. – Никогда бы не подумала, что ты способна на такое самопожертвование. Обязательно передам от тебя привет Коре и Феликсу. Их сейчас нет, любуются окрестностями окрестностей, знаешь ли…
Тут у меня вырвалось такое крепкое словцо, что Эмилия из педагогических соображений бросила трубку.
Я готова была в разбитой колымаге Макса пуститься вдогонку за этими двумя подлецами, и чтобы потом Феликс на той же старой телеге тащился один обратно домой.
Кора, Кора, зачем ты портишь нашу дружбу? Чем я перед тобой виновата? За что такая немилость? Мы столько вместе пережили! Да не увела бы я у тебя твоего Феликса. Или ты не хочешь, чтобы я видела, как ты залезаешь в постель к своему кровному родственнику?
Ближе к полудню Энди наконец соскреб себя с кровати и явился на кухню. К плотному завтраку он, очевидно, совсем не привык, съел только яблоко и выпил какао прямо из упаковки. По всему судя, у них принято пить какао именно так.
Мои насупленные брови его рассмешили.
– Ну и вид у тебя! Посмотри на себя в зеркало! А между тем сегодня слишком хороший день, чтобы сидеть дома, да еще с таким лицом. Могу отвезти вас на моем такси в бассейн.
– Хочу море! – отвечала я.
И вообще, у меня есть машина Макса, я и сама могу поехать куда угодно.
– Следи за тормозами, – предупредил Энди. – Ни за что бы не сел в эту развалюху.
К подобным предостережениям я привыкла относиться серьезно. Когда студент ушел, я спустилась в подвал и обнаружила там старый велосипед. Бэла обрадовался неожиданному путешествию на черном громыхающем звере, с готовностью взгромоздился на багажник и послушно и крепко обхватил меня ручками за талию. Навстречу попадались мамаши, у которых дети, как положено, сидели на велосипедах в детских креслицах, накрепко пристегнутые. Все они готовы были наказать меня за мое материнское разгильдяйство. А одна неуклюжая корова крикнула:
– Запрещено так возить ребенка!
Кондовые немцы как они есть. Тоска!
Однако на одном особенно крутом повороте я и сама поняла, что «корова» была права: так ездить опасно. Тогда мы припарковались у ближайшего универмага. На стоянке были и другие велосипеды, на двух из них я увидела образцовые детские сиденья. Жаль, но в этом универмаге вообще не продавались инструменты. В другом магазине я обратилась к консультанту:
– Я потеряла ключ и теперь не могу отцепить свой велосипед от столбика, – соврала я, – ребенок маленький, домой пешком мы не дойдем. Мне нужны какие-нибудь подходящие клещи.
Мне объяснили, что здесь нужны не клещи, а кусачки, и стоят они недешево, а напрокат здесь инструменты не выдают.
Расстроенные, мы вышли на воздух и в утешение съели по порции мороженого. Около полудня я заметила на улице все больше женщин на велосипедах, детские сиденьица были пусты. Видимо, наступил час, когда матери забирают малышей из садика. Я вскочила на велосипед и кинулась за ними. Подвернулся удобный случай: у ворот детского сада евангелистской общины стоял велосипед, оснащенный как надо. Я мгновенно угнала этот велик, взамен оставив свой раздолбанный, и увезла ликующего Бэлу в лиловом креслице.