На всякий случай я записала его адрес и телефон, кто знает, вдруг пригодится. На прощание пожилой чаровник поцеловал мне руку.
Катрин оказалась вовсе не в таком восторге от франкфуртского жилья, как я. Но без ее денег мне нечего было и мечтать снять квартиру во Франкфурте.
– Если в доме нет центрального отопления, можешь дальше не рассказывать. А куда выходят окна? На улицу? Там шумно? Если от грохота машин нельзя открыть окно, я там жить не стану. Далеко ли от моей работы? Через полгода съезжать. Значит, обои менять бессмысленно…
Бог с ними, с обоями. Зато есть мебель, ровно столько, сколько необходимо женщине, у которой все имущество – ноутбук, матрас и коллекция кошек. А полгода понадобится как раз на то, чтобы спокойно подыскать себе нормальное жилье.
– Хм-хм, – пробурчала она, – надо сперва взглянуть.
Она позвонила студентке-этнографу и договорилась о визите.
Я медленно продолжала наступление и осторожно предложила Катрин помочь перевезти ее вещи, а потом остаться у нее на пару дней во Франкфурте.
Она благодарно кивнула. А я уже планировала, когда лучше привезти туда Бэлу.
– Все-таки одно неоспоримое преимущество у этой квартиры точно есть, – задумчиво сказала она, – я буду жить довольно далеко от моего прежнего дома, нет опасности столкнуться в супермаркете с мужем. На двери и в телефонной книге – не мое имя! Телефон заново подключать на себя не буду.
– Как же так случилось, что ты вышла за него замуж, – недоумевала я, – ты ведь панически его боишься. Я-то ждала Бэлу, пришлось выходить замуж…
– Я тоже однажды была беременна, но он не захотел ребенка, – отвечала Катрин. – Мое замужество обернулось каким-то хождением по мукам. Конечно, не стоит лезть в это ярмо только ради того, чтобы избавиться от дурацкой фамилии, вообще-то, не стоило лезть в пекло.
– Господи, что же у тебя была за фамилия такая?
– Бузони. В Италии имя напоминает о великом композиторе, гордости нации, а немцы меня задразнили. В двадцать лет была у меня любовь с одним парнем, чуть не поженились. Теперь до слез жаль, что я ему отказала. Он готов был бежать жениться, но его звали Ральф Лекерман[10]. Для немцев Катерина-Барбара Бузони звучит как «грудастая Барби»[11], мне осточертело, что над моей фамилией смеются. Потом подвернулся случай, и недолго думая я стала Катрин Шнайдер.
Понимаю, понимаю. Я закивала. Катрин ловко разделалась со своим итало-немецким происхождением и обособилась от семьи. А может быть, было и еще что-то. Не одна только фамилия.
Сидя в одиночестве в моей грязной комнатенке, я все думала о Катрин. Принцесса Ослиная Шкура в сказке убегает и прячется от родного отца. А Катрин страшится преследований мужа. Но одна деталь во всей этой истории казалась мне неубедительной: если бы муж стремился с ней объясниться, он мог бы в любой будний день подкараулить беглянку около ее Народного университета.
На следующий день я навестила бабушку Коры.
– Доброе утро, фрау Шваб! – Я, как Красная Шапочка, достала из корзины для покупок бутылку вина. – Я, собственно, зашла попрощаться.
– Как мило, Майя, что вы опять меня навестили!
Она серьезно или это едкая ирония?
– Полагаю, Феликс и Кора вернулись, и Кора забирает вас в Италию? – Она вопросительно смотрела на меня и ждала подтверждения, явно удивляясь, что ее внуки не появились у нее сами. А что я без Бэлы, она и не заметила.
– Нет, – отвечала я, – просто мне пора возвращаться, у меня отпуск кончается. Я же вожу экскурсии для туристов. И если не вернусь вовремя, потеряю место. Кроме того, мне нужно забрать сына, он сейчас гостит у отца, в Шварцвальде. К сожалению, не могу вам сказать, сколько еще Кора и Феликс пробудут в Италии.
Шарлотте Шваб мои слова не понравились.
– Феликс же хотел всего на несколько дней… А вам он как сказал?
Я соврала. И в первый раз в жизни решила не выгораживать Кору:
– Кора и Феликс признались, что бесконечно счастливы вместе. Так что скоро их не ждите.
Бабулины глаза, замутненные, вероятно, катарактой, но никак не старческим слабоумием, метнули на меня две молнии.
– Невероятно! Они же двоюродные брат и сестра! – Но старушка быстро взяла себя в руки и вновь встала за честь семьи. – Вы, Майя, скорее всего, не так поняли. Феликс, конечно, счастлив в Италии, он всегда любил искусство итальянского Возрождения.
Высокомерная, претенциозная лицемерка! Я была так возмущена, что на прощание сунула к себе в карман маленькую гранатовую брошь.