— Я не понимаю…
Эш вмешался.
— Твой брат боится этого.
Драм почувствовал, как кровь прилила к его лицу. Ее взгляд пронзил его, прорвал защиту и увидел слишком многое. В его животе скрутился гнев.
— Послушай, ты…
— Он мудр, — закончила Страж. — Такой талант требует большой ответственности. Не стоит относиться к этому легкомысленно. Думаю, мало кто из людей справится с этой задачей.
Драм испытал большой спектр эмоций, от обиды к облегчению, благодарности и снова к обиде, но голова у него закружилась не от виски.
— В других обстоятельствах я бы не стала просить кого-то из вас взяться за такое дело, — продолжала Эш. — Однако в данном случае, боюсь, у меня нет выбора. В данный момент я не знаю ничего о планах моего врага, и это делает меня уязвимой. Это делает тебя уязвимым и подвергает риску всю твою расу. Это неприемлемо.
— Интересное слово. — Драм взболтал жидкость в своем бокале и постарался сохранить спокойный голос. — У меня такое чувство, что мы с тобой слово «неприемлемо» понимаем по-разному.
— Не согласна. Я не верю, что ты хочешь рисковать своей жизнью, своего народа или своей семьи. Не верю, что ты хочешь встретить больше существ, которые служат Тьме. Не верю, что ты хочешь, чтобы этот мир исчез. Я думаю, что мы оба назвали бы все эти вещи неприемлемыми.
Эш посмотрела ему в глаза, не отводя взгляда. В ее глазах горело пламя, едва мерцая. Ее взгляд не был человеческим, далеко не человеческим, но он узнал его. Решимость, сила, потребность в справедливости — все это казалось очень человеческим. Внутри чего-то необычного он видел все лучшие черты человечества.
Лучше, чем его собственные.
Осознание этого поразило его, как удар кулаком в живот. Если бы у него была такая решимость, такая сила или такая преданность справедливости, он бы сейчас не спорил с ней. Он бы не колебался. У него хватило бы смелости сделать то, что никто другой не мог, а о последствиях подумать потом.
Последний глоток виски был сладковато-горьким на вкус и не согревал, а охлаждал. Он оказался в ловушке. Что бы Драм ни решил, в конце концов, он за это заплатит.
Если выполнит просьбу сестры и Стража, то столкнется со всеми проблемами, которые уже предвидел, и они будут преследовать его до конца жизни. Но, если он откажется, его будет преследовать собственная трусость. Один оказался между молотом и наковальней.
В конце концов, его решение не было благородным. Он просто решил, что лучше свалить свои будущие беды на кого-то другого, чем на себя.
— Ладно. Я попробую, но ничего не гарантирую.
Мэйв загорелась, как рассвет.
— Тебе и не нужно, Майкл. Ты будешь великолепен. Я знаю это.
Только потому, что он все еще смотрел на лицо Эш, то заметил мелькнувшее на нем удивление. Она ожидала, что он продолжит настаивать на своем отказе. Неважно, считала она его упрямым или трусливым, ему следовало оскорбиться, но он не мог этого сделать. Не тогда, когда понял, как сильно, чудовищно сильно он устал.
Черт побери, Драм устал, чтобы даже зевать.
— По крайней мере, один из нас уверен, — сказал он, взглянув на сестру. — Но с этим придется подождать. Сейчас я, черт возьми, слишком устал, чтобы найти свою задницу обеими руками и с помощью GPS.
Мэйв достала телефон и взглянула на экран. Ее глаза расширились.
— Боже правый, и это неудивительно. Сейчас почти три часа ночи. Я и не думала, что уже так поздно. Я уже давно должна была спать. А ведь мама ждала меня сегодня вечером.
Драм собрал пустые бокалы… и полный бокал Эш… и поставил их в раковину за барной стойкой.
— Сейчас уже слишком поздно ехать туда. Мы перебудим весь дом. И, кроме того, я не смогу держать глаза открытыми. Ты можешь спать наверху, а утром поехать на автобусе.
И тут, как будто она не доставила ему достаточно неприятностей этой ночью, его сестра соскользнула со стола и посмотрела на него своими большими голубыми глазами.
— А как же Эш?
Он замер.
— А что с ней?
На лице Мэйв появилось выражение, которое говорило о том, что она считает его идиотом. Она пользовалась этим выражением лица еще с детства.
— Где она будет ночевать?
— Откуда мне знать? Полагаю, там, где она обычно ночует.
— Разве ты не слушал? Обычно она этого не делает. Она здесь недавно.
Драм увидел, что надвигается очередная ловушка, и огляделся в поисках чего-нибудь, чем можно было бы ее спровоцировать, кроме своего проклятого языка.
— Мэй, ты что, не видела? Она горгулья.
Горгулья прорычала:
— Она стоит прямо здесь.
Мэйв уперла руки в бока.
— И что? Разве, она должна пойти в сад и стоять там всю ночь, пока на ней будут сидеть голуби?