— Я видел место, а не человека, — сказал он. Ему было неловко раскрывать даже это. — Просто поле где-то за городом. Ничего особенного.
— Опиши это место.
Драм посмотрел в темные глаза, которые ни разу не дрогнули. То, что она была сделана из камня, давало ей несправедливое преимущество в том, чтобы превзойти его. А ведь он всегда считал, что только Мэйв может с этим справиться.
— Руины, — сказал он. — Это Ирландия. У нас они везде. — она просто уставилась на него, и он стал раздражаться. — Это была башня, — проговорил он, — или то, что от нее осталось. Каменная, три-четыре этажа, сейчас, скорее, полтора. Стоит на холме, окруженном фермерскими угодьями. Как я уже сказал, ничего особенного.
Эш продолжала всматриваться в его лицо, не выражая никаких эмоций. Некоторое время никто не разговаривал, затем Мэйв сунула свой веснушчатый нос во все дела. Опять.
— Майкл… — в ее голосе прозвучали знакомые ему предостережение и угроза.
Он проигнорировал ее, но Эш повернула голову и обратила свое внимание на маленькую проказницу. Ей даже не пришлось спрашивать: его личная предательница с радостью от него отвернулась.
— Может быть, он и не считает это чем-то особенным, но звучит ужасно знакомо. — сестра проигнорировала его взгляд почти так же легко, как это сделала Эш. — Недалеко от дома моей матери, где мы росли, есть разрушенная башня. Я бы сказала, что она более чем подходит под его описание.
Драм сказал:
— Так это или нет, но она искала человека, а не место.
Мэйв пожала плечами.
— Значит, ты не видел лиц. Может быть, видение просто показало тебе место, где он находится, а не его самого.
— Где он находится? — Драм усмехнулся. — Значит, этот Хранитель, которого она ищет, развел лагерь на груде развалин, где овцы справляют свои дела, проходя мимо? В Ирландии. Осенью.
Мэйв ценила сарказм, но, видимо, только тогда, когда сама его использовала. Ее глаза сузились.
— Откуда нам знать, есть ли у него разум, которым Бог наделил козла отпущения?
Эш заговорила прежде, чем их разговор перешел в обычное русло… к физическому насилию.
— Хранители очень умны и магически одарены. Человек не стал бы подвергать себя столь примитивным условиям, не приняв мер, которые оставили бы видимые следы пребывания. Однако я не считаю, что увиденное тобой не соответствует действительности. Возможно, в этом месте была оставлена подсказка. Я должна проверить это.
— Милости прошу, — пробормотал Драм себе под нос.
Конечно же, сестра его услышала.
— Она твоя гостья, Майкл, — сказала Мэйв, — и не местная. Она не знает, как найти башню, а мы знаем. Будет правильно, если мы ей не поможем.
Не местная? Драм сдержал смешок. Он предполагал, что она так скажет.
Эш покачала головой.
— Это моя миссия, а не ваша. Вы и так мне помогли и указали верное направление. Я не могу просить большего и не могу подвергать людей опасности.
— Не говори глупостей. Мы рады помочь. Кроме того, мы не собираемся прыгать с обрыва или сражаться с теми тварями, которых видели прошлой ночью. Мы оба играли в этих руинах с детства. Это совершенно безопасно.
Драм просто откинулся в кресле и стиснул зубы, пока не почувствовал, что мышцы на его челюсти дергаются, как у мартовского зайца. Он понимал, что споры с Мэйв только заставят ее еще больше увязнуть, но у Эш, похоже, была склонность к безнадежным делам.
— Нет. Но спасибо за предложение…
Мэйв продолжала двигаться вперед, как землеройная машина.
— Кроме того, мама ждет меня сегодня утром, так что мы все равно поедем туда. Было бы глупо с нашей стороны не подвезти тебя.
Мы?
— Ты едешь на автобусе, мисс. Мне нужно управлять пабом и заниматься книгами. Я увижусь с мамой в воскресенье, как всегда.
— Да? — Мэйв выгнула брови, глядя на него. — То есть, когда я увижу Ма и представлю ее Эш, ты хочешь, чтобы я объяснила, что ты заставил меня и мою гостю ехать на автобусе, вместо того чтобы отвезти нас самому? Я с удовольствием это сделаю, дорогой брат. — она взмахнула ресницами и широко ему улыбнулась.
— Шантаж — скверная привычка, Мэй.
— Но эффективная, нет?
Ее ловушка захлопнулась вокруг Драма с противным щелчком. Будь она проклята за то, что надавила, и вдвойне проклята за то, что знала его. Теперь он мог либо признать свое поражение, либо встретить гнев человека, с которым, как ему казалось, боялся пересечься даже сам Святой Патрик, — своей матери.