– И которое из ваших качеств прельстило Ольгу? – поинтересовался я.
– Не знаю, – ответил Горовец, утомленно откидываясь в кресле. – Не спрашивал. Как видите, я не скрываю того, что люблю женщин, и женщины отвечают мне взаимностью. Простите, но Ольга была в моей жизни всего лишь эпизодом.
– Вы часто бывали у нее дома?
– Никогда не бывал. Только подвозил до подъезда. Она же в коммуналке жила, у нее соседи, кажется, были какие-то склочные.
– Она не говорила подробней, что за склоки?
– Говорила, да я слушал вполуха. Меня, знаете ли, это мало интересовало. Что-то там у них было с обменом. А, вспомнил! Раньше в квартире жила еще одна старушка, потом она умерла, и эти ее соседи забрали себе вторую комнату. И как только все оформили, сразу стали предлагать Ольге разъехаться. Но квартирка-то у них маленькая, и однокомнатную для Ольги предлагали только где-то у черта на куличках. Она отказывалась, они ей сначала деньги предлагали, потом скандалить начали, третировали ее как-то. В подробности я не вникал. Предложил один раз помочь, если надо, подключить кое-какие связи в исполкоме, в милиции. – Он приумолк, вскользь глянув, какое впечатление производят на меня его слова.
Но я хранил непроницаемый вид.
– И что же она ответила?
– Сказала, не надо. Пообещала, что сама с ними разберется.
– Каким образом?
– Не знаю, – ответил Горовец, подумав. – Не спрашивал.
– Она знакомила вас с какими-нибудь друзьями?
– Нет, мы больше к моим ходили.
– Может быть, рассказывала о ком-то?
– Может быть. Но я не помню. Все они любят рассказывать... Особенно по утрам... Я же вам сказал, это было не больше, чем эпизодом.
Он нетерпеливо схватился за подлокотники кресла, давая мне понять, что разговор подошел к концу. Но я еще задал не все свои вопросы.
– А вы не знаете, после вас у нее кто-нибудь появился?
– Понятия не имею! – решительно ответил он, но мне показалось, в глазах его что-то мелькнуло.
– Скажите, Виктор Сергеевич, а о ком она могла писать в этой своей юмористической повести? “Дневник женщины”, кажется. Вы о нем слышали?
– Слышал, – ответил Горовец нехотя. – Да только она ведь его читать никому не давала, одни разговоры вокруг. Я всегда считал, что это очередной ее фокус.
– Очередной? – переспросил я. – А какие были перед ним?
– Не знаю! – неожиданно зло воскликнул он. – Что вы к словам придираетесь? – Но тут же взял себя в руки и продолжал спокойней: – Это просто выражение такое. Я вам сказал: больше ничего не знаю. Что мог, то рассказал. А теперь простите, мне тоже нужно работать.
На этот раз он действительно встал, но я остался сидеть на месте.
– У меня к вам, Виктор Сергеевич, есть еще один вопрос.
– Если один, то давайте, – согласился он и демонстративно взглянул на часы.
– Только один, – подтвердил я. – Расскажите, пожалуйста, что вы делали в воскресенье, начиная с часов шестнадцати.
Горовец с размаху упал обратно в кресло.
– О-о, – протянул он, – это уже серьезно. Вы подозреваете меня в убийстве?
– Слишком сильно сказано, – ответил я, пожимая плечами. – Но такой вопрос мы будем вынуждены задать всем, кто так или иначе был связан с убитой.
– Пожалуйста, – сказал он, откидываясь назад и закатывая глаза. – В воскресенье весь день я находился дома, работал. А в половине седьмого вечера поехал в Дом кино, на просмотр. Там была новая картина итальянского режиссера Серджио Леоне, слышали, конечно? После этого я сидел в ресторане, можете проверить. Там я, кстати, познакомился с Лизой, вы ее сегодня видели. Как я провел ночь, рассказывать? – В голосе его была насмешка.
– Пока не надо, – сказал я сдержанно. – А кто может подтвердить, что вы сидели на просмотре?
– Ну, зал там примерно на тысячу человек. Так он был полон – Серджио Леоне, знаете ли, очень популярный режиссер. – Теперь Горовец смотрел на меня уже с откровенной издевкой.
Этим меня, слава Богу, уже давно не прошибешь: работа выучила. Поэтому я продолжал спокойно, почти ласково:
– Вы, наверное, не поняли, Виктор Сергеевич. Я спрашиваю, нет ли кого конкретного, с фамилией, с адресом, кто сидел рядом с вами во время сеанса и мог бы подтвердить, что вы никуда не отлучались?
– Чего нет – того нет, – развел руками Горовец. – Сел на свое место, кто там был рядом – не помню.
– Значит, твердого алиби на тот момент, когда было совершено убийство, у вас не имеется, – констатировал Я. Горовец даже привстал с кресла.