— Если вы такие кентовые, можете ссать в сапог, а остановки, чтоб вас потом ловить по полям и лесам, не будет, — сказал прапорщик и затих, прикрыв глаза.
Он потом ещё один раз подошёл и выпил, но в этот раз его жажда была умеренней, зато аппетит — волчий: пришлось даже пополнить стол за счёт второй колонны.
— Всё! Сворачивайтесь, подъезжаем! — произнёс он, возвращаясь на место.
Больше мы его никогда не слышали. По приезде он передал нас и запечатанный пакет какому-то капитану и вернулся в автобус. Я его запомнил — он первый мой военачальник, который отвечал за меня, и которому я был обязан вверить свою жизнь для свершения ратных подвигов. Именно он позволил нам окунуться в первый в нашей жизни недетский коллектив, образовавшийся в короткое время по законам живой природы.
ЕГОРШИНО
Станция Егоршино — это пункт комплектования и отправки команд призывников на просторы нашей огромной Родины. Он и сейчас не утратил своего предназначения, только география призывников уменьшилась до Центрального военного округа. Впрочем, наши боевые подразделения в Таджикистане также комплектуются отсюда.
Особой ностальгии по пункту нашего сбора нет. Три с половиной дня, изменившие жизнь окончательно, безжалостно втолкнули меня в начало армейской действительности.
Разум не приемлет, но события, произошедшие не только со мной, требуют своих откровений.
Дорога для нашего автобуса закончилась как-то очень резко. Началось бездорожье, и он, превратившись в катер, начал рассекать попадающиеся водные преграды, как крейсерская лодка. Водитель вёл машину с напором, понимая, что остановка в центре лужного озера чревата окончательным потоплением нашего корабля. Выбираясь из лужи, нашему автобусу приходилось с разбега карабкаться на какой-нибудь пригорок, с которого мы вновь сползали в грязевую жижу.
— Чёрный папуас, щас точно встрянем! Я в лужу ни за что не полезу, пусть вытаскивает ваш призывной начальник, — подал голос водитель.
Лицо его сосредоточилось, губы напряглись, а слова он произносил так, словно у него на спине лежал мешок с песком кило на сто. Весь он подался вперёд и каждый раз, когда машине требовалось усилие, подталкивал её, упираясь тощим животом в руль.
— Ну, давай, ласточка! — цедил он сквозь зубы, когда мы въезжали в очередную лужу. — Я, однако, прошлым призывом встал вот в этой, четыре часа куковал, пока пригнали трактор, а когда цеплял её (вероятно, «Ласточку»), простыл так, что чуть богу душу не отдал! — сетовал водитель, обращаясь к прапорщику.
Сам прапорщик молчал, но телом тоже подталкивал машину, приближая миг нашего с ним расставания.
Амфибия под названием «Ласточка» выехала на площадь. Это была не городская площадь, а обычный сельский сход. Просто улица расширилась, и образовалось неровное круговое пространство, куда мелкими ручейками стекались несколько переулков и лужа — знаменитая гоголевская лужа, которую неоднократно и с любовью описывал гений. Мне за ним не угнаться, поэтому я повторяться не буду. Когда наш баркас проплывал по краю этой водной глади, из переулка показался мужик. Он неуверенной походкой дошёл до конца переулка, а дальше только кромка суши вокруг огромной лужи, густые заросли кустарника и крапивы, охраняющие границы ветхих заборов.
Мужик из переулка словно выпал. Шаг назад идти ему помогал редкий штакетник расшатанных заборов, охранявших пределы частной собственности, а тут вдруг ничего, ну просто ничего, одним словом — засада. Ему без поддержки забора удержаться на ногах было просто невозможно. Он попробовал встать, чтобы двинуться вдоль кромки, но попытка не увенчалась успехом, и он, оказавшись в очередной раз на коленях, поднял голову и посмотрел вдаль — через лужу, рассекая которую, осторожно шаря колёсами по дну, проплывала наша «Ласточка». Взгляд его заметался, требуя развеять наваждение. Я посмотрел на другую сторону площади и увидел гостеприимно распахнутую дверь сельмага, которую скрыл наш автобус.
Сам магазин и все сооружения в этом населённом пункте были построены потомками архитекторов из города Пиза. Стиль их полностью сохранял архитектурные традиции известной башни, но некоторые пошли ещё дальше и, дабы превзойти своих учителей, добились такого наклона стен, что подпирали их для целостности конструкций жердями.
По ходу движения автобуса я продолжал следить за этим странником. Он, безвольно опустив голову, принял позу молящегося мусульманина до момента земного поклона и, слегка качаясь из стороны в сторону, ловил равновесие своего тела. Вдруг его тело напряглось и замерло, голова медленно поднялась, и взгляд устремился вдаль. На одно мгновение наши глаза встретились, и я увидел в них беспредельную тоску. Доля секунды — и его взгляд потух, голова безвольно опустилась. Он медленно поднял руку над головой и резко рванул её вниз, словно хотел сказать: «А, ну и пусть!», качнулся и обречённо пополз вперёд на четвереньках.