Тот уже не плакал, а только, как истукан, смотрел в одну точку. Старшина пробрался сквозь минные заграждения наших развалов и положил ему руку на плечо.
— Что загрустил, братишка?! — приободрил он. — По ходу дела ты потерял свой сидор?
— Нет. — Третий, всхлипнув, качнул головой в мою сторону, и вновь решился повторить подвиг Павлика Морозова. — Они отобрали!
Старшина сделал строгое лицо и, посмотрев на меня, спросил: «Он?!»
Третий кивнул, но так как старшина смотрел на меня, ему пришлось утвердительно что-то пробормотать.
— Хватит жевать сопли! Я тебя чётко спросил!!! Он?! — Старшина выпрямился по стойке смирно и даже телом чуть подался в сторону Третьего.
— Так точно! — У нашего юного ленинца появился голос, и он даже начал распрямляться, принимая несгибаемую позу Пионера-Героя.
— Призывник Куделин, ко́ мне!
Я прошёл несколько шагов и встал перед ним.
— Объясни!
Я, не вдаваясь в подробности, объяснил, что почём, и замолчал. Многие разборки в моей дворовой жизни требовали краткости и конкретности — рассказ мой был краток и прост, как те понятия, по которым всё это и произошло.
— Так, тела, прошу внимания! Пока вы под крылом десантных войск, вы — одна семья! И пока мы все вместе — вместе с нами все наши радости, горе и трудности. Ясно?!
Каждый выразил своё согласие, но в нём единства не чувствовалось.
— Не понял?! Повторяю для особо тупых! Ясно?! — Он повысил голос, и это подействовало устрашающе.
— Так точно! — в один голос проблеяло наше стадо.
Старшина поморщился, но продолжил: «А раз вы все это приняли на веру, то давайте поделимся с нашим товарищем».
Он посмотрел на меня и ткнул указательным пальцем в грудь: «Отдашь свой сидор и полотенце, а остальные… — его голос напрягся, приняв силу полкового командира, — поделятся всем своим провиантом напополам!»
Душой я его решения не принял, но из чувства личной предосторожности не стал спорить и решил пока подчиниться, тем более очкарику уже никуда от меня не скрыться. Я двумя пальцами взял своё полотенце, на мизинец нанизал лямку рюкзака, потом принёс это к сияющему, как солнце, Третьему и с деланой сдержанностью положил всё перед ним. Когда я нёс уже не моё барахло, из полотенца выскользнуло ещё одно, поменьше, которое я на обратной дороге подобрал и вернул себе на телогрейку. К нашему Герою потянулась вереница данников — потоком их подношений управлял сам старшина. В конце концов, на бывшем моём рюкзаке образовалась внушительная горка съестных припасов, пара носков, зубная щётка, два тюбика зубной пасты и даже бритва.
— Ты, парнишка, не обижайся, в солдатском коллективе можно жить, если со всеми правильно дружить. А это тебе от меня, — и старшина достал маленький перочинный ножик с несколькими лезвиями, — пользуйся.
В это время к нашему стаду со стороны посёлка, воровато поглядывая на дежурного офицера, подошли ещё трое десантников: два сержанта и один ефрейтор. Сержанты, так же, как и старшина, выглядели молодцевато, а вот ефрейтор явно до них не дотягивал. Вроде всё то же самое, но как-то слишком он был прост и зависим от своих младших командиров‑начальников. И форма на нём не совсем подогнана, и берет без уголка, без шика.
— Так, сейчас мы проведём маленькую тренировку, а затем у нас будет обед. Ясно?!
— Так точно! — Мы начали уже привыкать отвечать на вопросы.
Старшина повернулся к одному из сержантов и сказал:
— Сержант Трофимов (пауза), к первой строевой подготовке приступить!
Один из доблестных сержантов вышел перед нами по фронту и, подняв руку вбок на уровне плеча, скомандовал:
— Взвод! (пауза) В шеренгу! (пауза) По росту (пауза) стройся!!!
Все ринулись под его руку, чтобы, примериваясь друг к другу, выстроиться в шеренгу по ранжиру[3]. Суета была, но разобрались, как мне казалось, мы быстро. Но наши наставники были явно другого мнения, и после объяснения команды «разойдись» проделали с нами несколько повторяющихся построений. В результате через десять минут мы сносно и быстро научились вставать в строй и резво из него выходить. Мы перестали быть отарой, и нас можно было уже называть взводом, а наши пастухи усилием своей воли повысили себя до звания командиров.
Из ворот стали выходить офицеры разных родов войск — каждый был одет индивидуально: кто в сапогах, кто в ботинках, кто в кителе и в портупее, кто в рубашке, капитан морской пехоты — в чёрном костюме морпеха-десантника. Вышли даже два морских офицера. Все проследовали в беседку и расселись на скамейке, которая была сделана по внутреннему кругу её ограды. Они курили, вели общие беседы, смеялись, не обращая на нас никакого внимания, словно мы для них были частью живой природы. Но появление офицеров преобразило наших сержантов. Движения их стали чёткими, энергосберегающими, они словно подросли и стали шире в плечах.