Его шершавые руки переодевали меня для нахождения в группе.
— А вечер — это долго?
— Нет, сейчас вы позавтракаете, потом … — отец рассказал мне подробно весь наш сегодняшний распорядок, и я понял, что это очень и очень долго. На глаза навернулись слезы…
С того момента до четырёх с половиной лет я отца не помню. Но этот неудачный день я выпил весь без остатка.
Позавтракав какой-то ясельной размазней, я со своими ребятами остался играть в группе. Из-за пасмурного позднеосеннего дня нас не повели на прогулку. На улице я всегда находил себе занятие, но в группе уже всё было изучено. Масса пирамидок и незатейливые конструкторы из кубиков мне давно надоели. Делать было совершенно нечего. Я слонялся по игровой комнате и, периодически приставая к другим, завершал их сложные начинания по расстановке игрушек, сборке пирамидок и раскладыванию разных тряпочек. Стоит признать, игрушек было предостаточно, намного больше, чем дома, но дома я и с простой бельевой прищепкой мог играть часами. Тут же все копошатся, что-то делают, а мне заняться нечем.
Подойдя к столу, на котором мной были собраны и оставлены без присмотра все деревянные пирамидки, я начал их разбирать, чтобы бессмысленно собрать снова. Наверное, в тот раз я впервые решил убить время. Ко мне пристроился Вадик. Он захотел собрать только что разобранный паровоз, который собирали, нанизывая разные кругляшки и квадратики на палочку. Соображения ему явно не хватало, и я принялся помогать. Главной деталью являлась центральная палка, воткнутая в кабину машиниста, и, когда я её забрал, Вадик зашумел и стал её у меня выхватывать. Поначалу я молча отбивался, а затем хладнокровно сложил пальчики в кулак и врезал ему прямо в лицо!
Ну какая сила у малыша, которому ещё даже не читали книжек? Не знаю! Но Вадик упал на пол с разбитым носом и зашёлся в крике.
Сразу набежали взрослые и директор — очень колоритная женщина (объёмом первой атомной бомбы в голодные годы социализма).
Директор вынесла вердикт: Вадика срочно к фельдшеру, а меня отвести в старшую группу: «Пусть попробует там драться!». И я за руку был препровождён в другую группу, где в это время читали сказку. Чтение вслух быстро успокоило и заинтересовало, до этого мир книг для меня был не познан или не ощутим.
После обеда нас положили спать на веранду, не знаю, как в других яслях, а в моих детей зимой и летом укладывали спать в спальных мешках на неотапливаемую веранду. Спальные мешки застёгивались снаружи, и у ребёнка шансов самостоятельно расстегнуться не было. Иногда во время сна раздавался истошный рёв — это один из нас перевернулся и упал с кровати на пол. Если воспитатели слышали, то приходили быстро, чтобы вернуть упавшего на место и восстановить молчаливое спокойствие общего сна. Но бывало и так, что помощь приходила только непосредственно перед тем, как нас начинали будить.
Я проснулся от сильного толчка. Сон проходил не сразу. Сквозь приоткрытые глаза начала просачиваться реальность окружающего мира, которая распалась на коричневые плоски: я лежал на полу веранды на правом боку. Пол длинными досками убегал от носа до стенки, она была огромной, от края до края, с трещинами по светлой поверхности. Нужно что-то делать — позвать, заплакав, или молча ждать, когда заметят и перенесут на кровать. Лежать в спальном мешке на боку было неудобно, тогда я перевернулся на спину. Полежав немного так, я принял первое своё осознанное решение — медленно, переворачиваясь с плеча на живот и по кругу, покатился по полу к своей кроватке — это было недалеко. Затем, изгибаясь, встал на колени и, облокотившись о край кровати, перевалил своё тело на спальное место — и остался доволен, но, перекантовав себя на кровать, оказался лежащим лицом вниз, что создавало полнейшее неудобство. Ширина кровати не позволяла произвести манёвр с переворотом, и я вновь, корчась, встал на коленки, но тут мои глаза оказались на уровне подоконника, что также меня не устроило. Конечно, приобретённые навыки следовало развивать дальше — я встал на ноги и принялся смотреть в окно, за окном было серо и пасмурно, тополь качал голыми ветками, и мама ко мне никак не шла.