— Спектакль очень интересный, — генерал-майор жестом предложил взять его под руку, что только что поднявшаяся на ноги Рита сделала, — «Алые паруса», но современная версия. Мои знакомые очень хвалили.
— Да ты что? — изумилась Кошкина. Было ощущение, что Володя прочитал её мысли, словно это вообще возможно. — В таком случае я даже не буду просить прибавку целый вечер! — она искренне рассмеялась.
Временами так получается, что Греи не приходят под алыми парусами. Случается, что идут они не из дальних стран, за горами и морями, а всего лишь из соседнего кабинета. Да и Ассоль не всегда такая, какой её обычно привыкли представлять. Главное, что однажды они встречаются, осознают, что в суете сует искали одно и то же: покой и друг друга.
========== «Никто не должен знать» (Кот, Ума) ==========
***
Олеся совершенно не хотела подслушивать этот разговор. Так получилось случайно, нужно было бы уйти, если по-хорошему, но она почему-то не могла: так и застыла рядом с чуть приоткрытой дверью в кабинет Пригова.
Мужчины, а их было двое, говорили тихо, но смело, не опасаясь, что их может услышать кто-то вроде Леськи, задержавшейся в тире. В здании КТЦ, как они думали, оставалась лишь ночная смена, да и та находилась на безопасном для них расстоянии.
Разговор был долгим, подробным и тяжёлым. А для Умы ещё и страшным. Она, конечно, уже давно осознала всю серьёзность дел, понимала, что это всё не игрушки, но такой ужас ещё не встречался.
Но мужчины того не испытывали. Или просто хорошо скрывали свои эмоции. Это было не так важно, как то, что они решили. Решили так просто, как будто выбирали, какой взять хлеб, а не когда и как завершить жизнь человека.
— Прощайте, Владимир Викторович, — молодой человек поднялся и протянул руку начальнику.
— Удачи тебе, — генерал тоже встал и руку пожал, — Вася.
***
Звонить Бате было почему-то боязно, поэтому Олеся уверенно набрала номер Багиры. Нервно постукивая по столу костяшками пальцев, девушка выслушала длинную вереницу гудков и хотела сбросить бессмысленный вызов, но Рита сняла трубку.
Уманова кашлянула. Затем ещё раз.
— Ума?
— Да, — прохрипела Леся, — доброе утро.
— По твоему голосу оно совсем не доброе, ты приболела? — Кошкина забеспокоилась.
— Да, немножко, — опять кашлянула. Эх, такой талант пропал. — Можно я сегодня дома останусь?
— Конечно, лечись! Может, к тебе приехать? Или из ребят кого отправить? Супчику тебе привезут.
— Спасибо, не стоит, — так неудобно было лгать Багире, но другого выхода Уманова не видела, — я посплю лучше, всё пройдёт.
— Смотри мне, — пригрозила Маргарита, — если что, сразу звони.
— Конечно, — Ума поспешила сбросить звонок и облегчённо выдохнула. Теперь предстоял путь в аэропорт.
Накинув на плечи куртку, Леся выскочила за дверь комнаты, затем блока, а после стремглав кинулась вниз по лестнице. Время ещё было, но боязнь опоздать усиливалась с каждой минутой.
Когда Ума ворвалась в зал ожидания, посадка не была объявлена — значит, точно успела. Она шумно вздохнула и осмотрелась. Нигде его не было.
Ждать пришлось почти час, нервы натянулись, как канаты, но он приехал. В куртке нараспашку, с сумкой на плече и билетом в один конец. Ионов старался не думать, как и что будет, просто уверенно шёл вперёд.
— Васька! — закричала девушка, нервно теребя ледяными пальцами кончик шарфа.
— Ума?! Ты что здесь делаешь?! Совсем с ума сошла?! — Вася не мог понять, откуда она знает, что он здесь. Никто не должен был об этом знать.
— Я хотела сказать, что буду ждать, даже если никто ждать не будет, — тихо ответила она. — Правда, Кот. Буду ждать. Ты же наш командир, куда мы без тебя?
— Кто тебе сказал? — Кот боязливо оглянулся. — Зачем ты приехала?
— Никто не сказал. Но я буду ждать. И вот, — Леся ловко расстегнула цепочку и сняла с неё серебряное кольцо, — возьми. Мне его подарил папа, незадолго до смерти, его последний подарок. Это глупо, но мне иногда кажется, что оно приносит счастье. Пусть будет с тобой.
— А как же твоё счастье? — вся его напускная строгость исчезла. Наверное, именно это и нужно было сейчас. Нет, не кольцо, которое якобы приносит удачу, обыкновенное внимание человека, осознание того, что хоть кто-то из людей, ставших близкими, будет его ждать.
— Тебе нужнее.
Кольцо Кот надел на большой палец правой руки, оказалось как раз в пору.
— Теперь я от тебя никуда не денусь, — Вася засмеялся, на душе вдруг стало спокойно. Его будут ждать. Хотя бы эта несносная девчонка, но будет. — Пока, Леська. Или прощай.
— Никаких «или», — Олеся покачала головой и совсем по-детски топнула ножкой. — Возвращайся поскорее, мы уже скучаем, — она неожиданно для самой себя шмыгнула носом. Так страшно было отпускать человека, который был единственным, кому она верила. Сама не знала, почему, но верила, слушала, была уверена, что он всегда прав. Иногда, конечно, немного спорила, но всё равно знала, что делать нужно, как он говорит.
Вася улыбнулся и чмокнул Леську в щёку.
— Никто не должен знать. А ты… береги себя, Умка.
— И ты…
***
Вечером того же дня он умер. Умер очень глупо: не справился с управлением на скользкой дороге. Пережил столько страшных операций, спасался от взрывов и пуль, а умер от того, что не смог вовремя вывернуть руль.
Багира громко рыдала, Батя только с силой сжимал и разжимал кулаки. А Леся знала, что всё хорошо. Нет, это не он, не его сейчас оплакивают коллеги и мать, не его через минуту закопают землёй — он далеко. Знала, несмотря на то, что никто не должен знать. А ещё она точно знала, что он вернётся. Если не через неделю, то через месяц, если не через месяц, то через год, а не через год, так через полтора. Но вернётся, он не может не вернуться. А если не вернётся, то она сама полетит к нему.
И полетит же. Вот только ждать Леся будет не полтора года, даже не год, уже через месяц сломается. Придётся много врать, но ей удастся остаться в кабинете генерал-майора одной.
У неё будет всего несколько минут, и она справится. Это окажется совсем не сложно: найдёт две папки с личным делом Ионова Василия Романовича. Одинаковые, если не считать последних бумаг. В одной свидетельство о смерти и заключение эксперта, в другой — непонятные ей приказы, какие-то распоряжения и маленький листик с адресом.
Она полетит в далёкий Иркутск, будет ждать его на лестничной клетке почти пять часов, а потом бросится на шею — он живой, хотя немного покалеченный. Будет нежно обрабатывать раны и гематомы, рассказывать, как дела у ребят, а потом долго-долго пить с ним чай, пытаясь согреться.
А Вася, наконец, поймёт, что без неё невозможно, это её ему так не хватает. Через неделю отправит домой, а сам будет в течение трёх долгих месяцев выживать ради своей солнечной девочки. И она будет жить, бережно храня тайну, которую никто не должен знать, будет жить и ждать, зная, что он вернётся, потому что обещал, а офицеры свои обещания должны выполнять.
Да и Пригов всё поймёт, когда найдёт оброненное в спешке удостоверение, а после увидит на столе раскрытую папку. Поймёт, улыбнётся и присядет за стол. Опять улыбнётся — сам таким же когда-то был — и никому ничего не скажет. Только в голове пронесётся коронное Тарасовское: «Эх, молодёжь!»