Первая неудача не обескуражила Угрюмова. Он привык к тому, что судьба — это использованный другими тюбик, который нужно давить и выкручивать, чтобы получить хотя бы каплю желанного результата. Следующая попытка увенчалась частичным успехом: девушка была расположена благосклонно, однако, просила подождать до завтра, когда съедет делегация колхозников. В третьей гостинице он чуть не вляпался в засаду — менты шерстили входящих, важно козыряя и пытая взглядом.
Угрюмов сделал паузу и сел на лавочке у подъезда жилого дома обмозговать ситуацию. Пожалуй, он недооценил степень ретивости органов в новой исторической обстановке. И получалось так, что искать «ля фам» — лучший вариант, хотя и не самый быстрый и надёжный. Можно пойти в кабак, напоить какую-нибудь похотливую дуру и переночевать у неё — решение проблемы на одну ночь при том условии, что она не ожидает от кавалера иметь собственную хату. Трамвайные знакомства тоже годятся, но велик риск напороться на простую советскую девушку, которой требуется достойный интервал между первой встречей и приглашением домой — роскошь впустую потратить время он позволить себе не мог. Что в сухом остатке?
Угрюмов покинул двор, приблизился к обочине дороги и поднял руку. В то же мгновенье перед ним затормозил ловкий бомбила.
- В Купчино проедемся?
- Пятёрка.
- Лады.
Он гнал от себя эту мысль, но она жила в нём своей отдельной жизнью. Пусть и глубоко, на деликатном расстоянии от поверхности сознания. Та дверь, из которой он однажды вышел, чтобы никогда не вернуться, звала его опять, и он теперь имел веские причины не сопротивляться манящему голосу.
Он попросил водилу остановиться возле универсама. Заплатил обещанное. В винном отделе купил бутылку шампанского, не спрашивая сорта — какое было, такое и взял. В отделе цветов хотел разжиться букетом, но тот находился «на учёте». Полкило «мишек на севере» вполне могли стать заменой цветам. Или же нет.
На четвёртый этаж он поднялся без лифта, как обычно. Дверь слева, обитая дерматином, не претерпела изменений. Значит, есть надежда на отсутствие нового хозяина, ревнивого и злого.
Угрюмов шумно выдохнул и нажал кнопку звонка.
***
Послышались шаги в коридоре с той стороны, сопровождаемые стандартным «кто там» — голос не её, старушечий, простуженный.
- Пётр это.
- Какой Пётр?
- Бывший.
Щёлкнул замок. В проёме двери возникла тёща. Точнее, та женщина, которая когда-то занимала эту почётную должность. Она прищурилась, пытаясь его разглядеть в тусклом освещении подъезда.
- Ира дома?
- Петя? Ты?
- Я.
Она сделала короткий шаг вперёд и судорожно схватила его за руку. А затем и вовсе неожиданно уронила голову к нему на грудь. Угрюмов почувствовал мелкие содрогания её тела.
- Ирочка умерла. Год назад.
- Я не знал. Простите.
Он стал соображать, что предписывается говорить в подобных случаях. Лезли на ум «мои соболезнования» и почему-то «понёс тяжелую утрату». Но он молчал.
- Ты не стой здесь. Заходи.
Она закрыла за ним дверь, показала, куда повесить одежду, как будто он сам не мог в этом разобраться. Подала тапочки — старые, затрёпанные, но не его. Зажгла на кухне свет, на ходу поставила чайник, чиркнув спичкой. Угрюмов безвольно наблюдал за её приготовлениями.
- Вот, - сказал он. - Конфеты. Шампанское.
- На стол. На стол всё складывай. Сейчас закипит и будем пить чай. Да ты садись.
Всё та же мебель, с виду нисколько не постаревшая: покрытый цветной клеёнкой стол, лакированные деревянные табуретки, белые шкафчики по стенам. Обои с розами, местами выцветшие и побитые временем.
- Какими судьбами к нам? - Она уже успокоилась, слегка лишь пошмыгивала промокшим носом.
- В командировку. Проездом.
- Где работаешь?
- Да всё там же. В троллейбусном депо.
- Кем?
- Замначальника.
Тёща мельком глянула на его остриженную макушку, но ничего не сказала. Даже лёгкой усмешки Угрюмов не заметил в её глазах.
- Отчего она умерла?
- Рак. Два года мучилась. Сначала говорили, что это радикулит. Потом нашли проблемы с позвоночником. А когда поставили правильный диагноз, уже поздно было.
- Я бы приехал, - в очередной раз соврал Угрюмов. - Зря не позвонили мне.
- А кто бы мне телефон твой дал? Ты ведь как уехал, так и с концами. Писем не писал.
В её словах, однако, он не чувствовал упрёка — так, скупое перечисление фактов.
- Ты, наверное, и имени-то моего не помнишь, - догадалась она.
Угрюмов пристыженно кивнул.
- Тамара Ивановна.
Она поставила на стол три чашки и, видя его удивление, пояснила: