Зона не впечатлила его, не изменила, не сломала. «Коллеги» считали его неудачливым лохом, но не трогали — он умел постоять за себя и держался особняком. О его настоящем таланте не знал никто. Те два года стали даже чем-то вроде передышки, полезной паузой. Только перед какими великими событиями?
В заточении он не томился, освобождению не ликовал. Выйдя из ворот колонии с предписанием явиться по такому-то адресу для получения документов и работы, он мысленно послал пославшего его и купил билет до Питера. Потому что только там ждала его судьба и возможное счастье.
***
Сразу после первомайских пахнуло летом. Холод, слякоть и серость отступали в укрытие до следующего сезона. Угрюмов выпросил у тёщи Олю для прогулки и вывез её в парк. Ребёнок, воспитываемый привязанной к дому старухой, ликовал, стараясь не пропустить ни одного аттракциона. Не по возрасту ясная мысль достучалась до неё: другого случая развлечься по-настоящему может больше и не представиться. Дядя Петя добрый, но его присутствие в их квартире не казалось ей чем-то вечным.
Шоколадное эскимо на палочке за двадцать две копейки стало итогом дня. От второй порции мудрый дядя её отговорил.
- Горло простудишь. Что потом с тобой делать?
- Лечить.
- А ты любишь, когда тебя лечат?
- Да.
- Даже если очень больно?
- Как маме?
Угрюмов не знал, как было больно ей на самом деле, но согласился.
- Как маме.
- Тогда нет.
- Вот и хорошо. Почапали. Нас бабушка потеряла, наверное.
- А мы ещё придём сюда?
- Конечно.
- Завтра?
- Может быть, и завтра. Папка твой если не явится.
Девочка приободрилась, увидев такой расклад.
- Он не придёт.
- Откуда ты знаешь?
- Потому что он всегда, когда обещает, не приходит. А когда не обещает, то наоборот.
Угрюмов невесело усмехнулся.
- Ты что же, не любишь его?
- Нет. Только ты бабушке об этом не говори.
- Замётано. А кого ты любишь?
- Тебя.
Какой-то взрослый и по-взрослому безнадежный разговор у них складывался.
- Ты меня совсем не знаешь, милая.
- Чтобы любить, это не обязательно.
Угрюмову захотелось одновременно и выпить, и закурить, и прижать эту глупышку к себе. Её устами что-то говорило, но было ли это что-то истиной...
Тамара Ивановна встретила их пирогами с джемом и новостью.
- Лёша приходил. Извинялся, что завтра не сможет.
- Ура! - закричала Оля и убежала, оставив бабушку в недоумении.
- Чего это она?
- Да так. Пари одно выиграла.
Тёща насупилась.
- Ты смотри там, ребёнка против родителя не настраивай.
- Разве это возможно? У меня вон тогда с Ириной подобный фокус не прокатил.
- А ты, значит, пытался?
- А то вы не знали. Коньяк-то хоть остался после этого обормота? - переменил он тему.
- Так он только на минуту и заходил.
- Как трогательно. Мог бы просто позвонить. Две копейки из автомата, а за трамвай — три. Расточительство. Ах, да! - Угрюмов в притворной догадке хлопнул себя по лбу. - Он же, наверное, зайцем ездит. Всё. Вопрос снят. Мы ужинать будем или ну его на фиг?
***
Угрюмов ненавидел ширпотреб. Правда, в слово это он вкладывал несколько большее значение, чем остальное человечество. Да, он не любил одеваться из магазина, панически боясь столкнуться на улице с кем-нибудь, одетым так же, как он. Но сверх того его душа противилась вообще всему, что являлось повторением. Он ходил домой из школы, выискивая на газонах новые тропинки. Здороваясь с товарищами, изобретал хитроумные выражения. Не слушал «Битлов», не гонял на мопеде, не носил длинных волос. Драку он всегда начинал сам и никогда, если его к этому вынуждали. Он мог стерпеть и плевок в лицо, и удар в челюсть, но не прощал, если его отодвигали в сторону, не брали в расчёт.
Он спорил с преподавателем на предмет диалектики, усомневая теоретические основы марксизма, и в спорах этих зачастую побеждал. Самым пакостным в мужской дружбе он считал слепую преданность и неспособность прощать за предательство. Но исповедовал он не великодушие, а умеренность и сдержанность в отношениях. Широкие колебания плохо влияют на прочность конструкции.
И даже своему криминальному ремеслу он научился самостоятельно, без посторонних подсказок. И стиль имел свой, «фирменный». Он не просто обчищал жертву, но вступал с ней в отношения. Мимолетные, но приятные для обоих. Иногда они выходили за пределы вагона и заканчивались рестораном, бурной ночью, поцелуем на прощанье. Ирина стала первой в длинном ряду этих побед, приведя к затянувшемуся на два года роману, но после развода Угрюмов старался долгосрочных обязательств избегать.