Поверхность ручья была очищена от снега, раскиданного подростками, катавшимися здесь на коньках. Наверняка каждый из них до хрипоты протестовал бы, попроси его родители расчистить дорожки у дома. Десятки острых лезвий исчертили лед тонкими линиями, превратив поверхность в путаницу штрихов, в которой неожиданно вырисовывалась петля или восьмерка. Я могла, шаркая, шагать вперед и не поскальзываться до потери равновесия (да здравствуют ботинки с рифленой резиновой подошвой!), но бежать мне явно не светило.
Что-то вроде землетрясения — толчки ощущались откуда-то из-подо льда. Бросив взгляд через плечо, я увидела, что андроид добрался до ручья.
Сирены все орали. Снегомерки метались кругом по берегу, обезумев от обильной кормежки.
Андроид попробовал все в том же темпе рвануть по льду: бам, бам, плюх. Три огромных шага — и он потерял равновесие, взлетел, замолотив в воздухе ногами, а потом рухнул вниз, врезаясь в ледовую поверхность всей своей стальной тушей.
Я представила, как с хрустом и треском ломается лед. Слышать это я не могла из-за сирен, но воображение мне помогло.
Андроид, не запрограммированный на занятия зимними видами спорта, неуклюже попытался подняться на ноги. Он снова поскользнулся, его правая рука поехала по поверхности ручья, как масло по раскаленной сковороде. На этот раз робот не грохнулся, а выбросил другую руку, чтобы удержаться.
Рука ушла под лед по самый локоть.
К тому времени я добралась до цели — другого берега, выложенного плитками размером с кулак, неровные ряды которых создавали эффект мостовой. Зимой ряды то смерзались, то разбухали, от чего многие куски вывалились из своего известкового «гнезда». Я схватила ближайшую глыбу и швырнула ее в голову андроида, молясь о том, чтобы попасть во что-нибудь жизненно важное, пока его рука застряла во льду.
Робот сумел уклониться, плитка срикошетила от металлического плеча; тогда я послала вдогонку вторую.
Этот кусок бетона не попал в андроида, зато вонзился в лед рядом с ним зазубренным углом. Тонкая паутинка трещин побежала во все стороны от места попадания. Повел ли андроид хоть ухом? Нет. Он вытянул руку из воды, с рукава лила вода, и собрался снова подняться на ноги.
На массивные стальные механические ноги.
Лед разломился с треском, который не заглушили даже сирены. На один лишь миг промедления андроид умудрился удержаться руками за края полыньи — упираясь и все еще держа торс над водой, хотя та и подбиралась к груди. Пар повалил из дыр в спине робота, когда холодная вода ручья коснулась горячих микросхем машинного нутра. Я заорала:
— Чтоб тебя закоротило, ублюдок! Пусть перегорит твой дерьмовый аккумулятор!
Роботы — послушные ребята. Руки андроида дернулись и застыли. Потом лед под его руками раскрошился в кашу, и машина-убийца ушла под воду.
Еще мгновение я стояла на берегу, глядя на полынью — одна темная вода, в которой кружились льдинки. Но за свою жизнь я видела достаточно фантастических фильмов, чтобы знать, как неразумно расслабляться прежде времени. В любую секунду рука андроида могла появиться из-подо льда у моих ног, и я как раз перекидывала Чаппалара на другое плечо, чтобы снова начать забег…
Ручей взорвался.
Весь лед в радиусе метров десяти вспучился, взвился вверх, а потом сорвался всей массой вниз, в воду.
Чудовищная взрывная сила взломала замерзшую поверхность на сотни разрозненных льдин, но еще более поразительным был гейзер грязной воды, вырвавшийся из дыры, в которой затонул андроид. Поток взметнулся на три этажа ввысь, таща за собой обломки печатных плат, куски металлического кабеля и лохмотья серой робы. Потом фонтан иссяк и пошел на спад, раскидывая рагу из робота по всей поверхности ручья.
— Самоликвидация, — прошептала я себе. — Вырубили… Как-то надо уничтожить улики…
А женщина-андроид, оставшаяся на насосной станции? Ей больше досталось от кислоты; и когда же ее насовсем закоротило? Меня передернуло при мысли о том, что взрыв сотворил с водоочистными цистернами.
Подъехала полиция, а я продолжала прикладывать снег к ранам Чаппалара… не к рваным дырам в его мембранах, но к зловещим черным воронкам ближе к его позвоночнику. К тем, через которые виднелись его ребра и жизненно важные органы. Его кожа приняла оттенок, который папа называл «последним пастельным», — пепельный серо-белый, неспособный меняться цвет. Результат необратимого отказа желез, контролирующих смену цветов хамелеонов-улумов.
Много этой пастели я повидала за время чумы.
Шестеро сотрудников насосной станции № 3 были найдены в одном из ее помещений. У всех — ожоги кислотой третьей степени. Трое из них скончались по пути в больницу, и еще один умер позже, но двое выжили.
Но не Чаппалар. Улумы могут быть удивительно сильными, а еще — невероятно хрупкими.
Твою мать!
Пока я ходила взад-вперед по коридорам госпиталя, глядя, как Чаппалар безжизненно плавает в специальном резервуаре, поступило сообщение из штаба. Семь прокторов в разных уголках планеты были атакованы андроидами из засады и убиты. Согласованное наступление. Все в то же время, что и наш с Чаппаларом визит на насосную станцию.
Кто-то объявил «Неусыпному оку» войну.
5
ЗМЕИНОЕ БРЮХО
Мировой разум спросил моего разрешения, а потом загрузил все мной увиденное прямо из моего сознания. Вскоре мои наставники в Центре опеки смогли воспроизвести все, через что мне пришлось пройти, — кислотная вонь, вопли сирен… Запись могла бы побить рекорды продаж в развлекательной сети, если бы у «Ока» не существовало правил, запрещающих подобное.
В парке Кабо полицейские выудили из ручья останки мужчины-андроида, в то время как другая команда собрала мокрое месиво на насосной станции № 3. (Когда женщина-андроид самоуничтожилась, ее летящие обломки продырявили пять цистерн! Просто повезло, что весь чертов зоосад не смыло.)
Расследования велись повсюду, где были убиты прокторы, и к концу дня было собрано достаточно улик, чтобы поменять местами небо и землю. К тому времени была официально назначена оперативная группа, координировавшая работу, дабы избежать идиотских соревнований между местными и федералами. А пока чиновники всех уровней правительства сгрызли ногти до мяса, с тревогой ожидая, что «Неусыпное око» в бешенстве потребует незамедлительных действий.
Конечно же, мы не стали — а смысл? Но могу прозакладывать что угодно: наверняка увеличилось количество прокторов, эксплуатирующих свою конституционную обязанность проверять действия полиции.
Местные следователи обращались со мной, будто я хрустальная. Может, в моем прошлом и нашлось несколько недружественных стычек с полицией, но теперь я была членом «Ока», а посему уважаема, как многодетная мать. С другой стороны, появление радужной трубки — павлиньего хвоста, так я обозвала это явление… такого рода вещи взвинчивают нервы копа-консерватора до предела. Были ли у меня какие-либо предположения по поводу природы этого явления? Могут ли следователи отмахнуться от этого как от галлюцинации, обмана зрения, вызванного страхом, стрессом и моим свежеимплантированным связующим кристаллом?
Я могла только пожать плечами; я видела то, что видела. А о побочных эффектах после имплантации связующего кристалла лучше спросить невролога. «(Конечно, я и сама могла бы отыскать подобные сведения. Много. Базы данных «Ока» ломились от историй болезни, анализировавших все возможные способы, которыми связующий кристалл мог доконать твой мозг. Но я не попыталась получить эту информацию. Вы знаете почему.)
В отчетах, переданных средствам массовой информации, не было ни слова о павлиньем хвосте. Не то чтобы копы намекали, что вся эта тема была плодом моего воображения. Три разных следователя настойчиво заверяли меня, что такова стандартная процедура полиции — скрыть некоторые детали любого преступления. Ага. Щас.
Моя семья хотела, чтобы я ушла из «Неусыпного ока».
— Попроси хотя бы отпуск, — предложил Уинстон, — пока они не изловят ублюдка, который связался с роботами.