— А это вам подарок из музея, — сказал он.
Это была листовка! Еще одна партизанская листовка! Настоящая!.. Одна из тех, что расклеивали по городу Егор Алексеевич Прохоров и его товарищи — заготовщики с лесопилки. На той стороне, где не было текста, остались по краям пятнышки от кусочков теста…
Женька волновался. Листок бумаги дрожал у него в руке, когда он прерывающимся голосом стал читать:
— «Товарищи! Уже три месяца идет война. За это время Гитлер хотел дойти до Урала, захватить Москву, Ленинград, Донбасс, Баку… У волка — волчий аппетит. Но только подавился Гитлер куском, который оказался ему не по зубам. Стоит, как и прежде стояла, как будет стоять вовеки наша Москва. Не прорваться фашистам к Ленинграду. Не видать им ни нашей нефти, ни нашего угля. Бьет врага на всех фронтах Красная Армия. Теряет Гитлер свои танки, свои самолеты, свои пушки, своих солдат. Придет время — вырвет Красная Армия у волка все его зубы! Не падайте духом, товарищи! Победа будет за нами!..» — Победа будет за нами!.. — повторил Женька. Вдруг он поглядел на Левашова ошеломленно. — А почему же одна листовка?
— А тебе надо десять? — засмеялся Василий Степанович. — Скажи спасибо, что одну дали. Еле упросил.
— Так ведь у нас будет два музея… Один у нас в школе, в Москве, другой здесь, в Зареченске…
— А вы разыграйте листовки, — посоветовал Левашов. — У вас же их две — одна от руки написана, а другая теперь вот эта. А с оставшейся сделайте фотоснимок. Вот и будет в каждом музее один подлинник, одна копия.
Прощаясь с нами, Василий Степанович сказал, что его ждет машина, он торопится и лишней секунды у него нет. За окнами уже нетерпеливо сигналила «Волга»…
Когда мы приехали в Зареченск, нас встречала одна тетя Даша, а провожать на станцию пришла целая толпа — все ребята и даже Иван Кузьмич. Вот ведь прошло чуть больше месяца, а подружились мы так, что и расставаться не хочется.
Скоро прибудет поезд. Билеты у нас уже в кармане. Телеграммы нашим мамам посланы. Чемодан и Митин ящик наготове: ведь поезд стоит на станции в Зареченске всего три минуты…
Да, прошло больше месяца, а мы с ребятами за это время, оказывается, не успели наговориться. И говорим и говорим… Но крепыш Федя, как всегда, переговаривает всех и звонче всех кричит:
— Вы напишите, к-как только приедете!
Написать? А куда? Мы ведь забыли обменяться адресами. Вот так штука! Скорее записать! Успеть бы до прихода поезда!.. Он уже свистит где-то за лесом.
— Ты мне пиши, — сказал я Насте, торопливо нацарапывая на клочке бумаги ее адрес и протягивая бумажку, где был написан мой. — Обязательно, ладно?
— Ладно, — грустно говорит Настя.
Может быть, ей тоскливо оттого, что я уезжаю. Все-таки мы так крепко успели подружиться!..
— Напишу, — говорит она. — Жене и тебе… Вместе…
Свисток паровоза раздается где-то совсем недалеко. Тетя Даша засуетилась. Схватила чемодан. Но за ручку одновременно с ней взялись Митя, Игорь и Тарас. Схватились и рассмеялись.
— Давайте лучше мы, Дарья Григорьевна.
Втроем они легко поднимают наш тяжелый чемоданище. А мы с Женькой и Федей ящик.
Из-за перелеска внезапно выныривает электровоз, зеленый, с ярко-красной полосой впереди. Он резко тормозит у перрона. Последние поцелуи тети Даши, последние рукопожатия ребят. Мы карабкаемся в вагон.
Поезд вот-вот тронется. Мы стоим в тамбуре и глядим на ребят — последний раз глядим из-под локтя проводника, который уже приготовил желтый флажок. И вдруг к нам бросается Игорь.
— Возьмите! Чуть не забыл!..
Что это у него в руке? Карманный радиоприемник!..
— Зачем, Игорь? — отказывается Женька. — Не нужно!..
— Нужно!.. — сердито кричит радиотехник. — Я специально для вас нес. Берите. Я еще сделаю.
Толчок… Поезд трогается. Тетя Даша машет нам рукой. Машут руками ребята. Машет шляпой Иван Кузьмич. И мы тоже машем руками в ответ, машем изо всех сил, так, что начинают болеть кисти рук. Мы кричим: «До свиданья, ребята! До свиданья, тетя Даша! До свиданья, Иван Кузьмич! До свиданья, славный Зареченск!» А поезд все ускоряет ход… И вот уже и ребята, и тетя Даша, и Иван Кузьмич, и станция — все исчезает вдали.
А за окошком уже мелькают перелески, холмы, узенькие речушки, голубые озерки… Здесь когда-то прошла самая жестокая, самая страшная из всех войн, какие только были на земле…
— Женька, — говорю я. — А как ты думаешь, Женька, будет еще война?
— Не знаю, — отвечает он. — Может быть, будет. Но только, Серега, если она будет, после нее уж ни одного фашиста на всем свете не останется.