— Пойдем посмотрим.
Мы зашли в ванную, и оказалось, что пленка наша успела высохнуть.
— Можно печатать! — торжественно произнес Веревкин, наливая в черные пластмассовые ванночки проявитель, закрепитель и зажигая красный фонарь. — Садись вот на эту табуретку. — Вид у него при этих словах был такой, как у фокусников в цирке перед тем, как показать какой-нибудь необычайный трюк. — Выключай свет, — командовал он, вставляя пленку в специальный паз, сделанный в увеличителе. — Дверь плотнее закрой…
После этого он включил в увеличителе лампу. Я боялся дышать, когда мой новый товарищ размеренно считал:
— P-раз… два… три… — он досчитал до шести и, громко выкрикнув: — Все!.. — выключил в увеличителе лампу.
— Ну, теперь смотри, Сергей! — торжественно промолвил Веревкин.
Я взял еще мокрую бумагу, но ничего на ней не смог разобрать. То, что возле моей кровати сидели ребята, еще можно было понять. Но отчего все они оказались за какой-то частой косой сеткой, было неясно. Потом я изумился еще больше: на голове Борьки Кобылина красовались громадные ветвистые рога.
— Лешка! — закричал я. — Гляди-ка, отчего это у Кобылина рога на голове выросли?
Веревкин тоже взглянул на снимок и вдруг побледнел.
— Вот так всегда бывает, — воскликнул он, всплеснув горестно руками. — На одну пленку два раза снял. Это, Сергей, та самая пленка, на которую мы первый раз снимали, в зоопарке.
Меня разбирал смех. Вот сидит наш Комиссар — Костя Веселовский, и не разобрать: то ли он белого медведя обнял, то ли медведь его лапами обхватил. А вот Олежка Островков! Только отчего у него две головы? Да вторая-то моя!.. А староста класса Тамара Гусева очутилась в клетке. И к ее шее будто бы пришито туловище тигра. Ну и покажет она Лешке, если увидит такую карикатуру!
Давясь от хохота, я перебирал карточки. А Веревкин рассматривал их мрачно, огорченно повторяя:
— И как я мог ошибиться? Как мог? А еще хотел отослать их дяде Боре… Показать, как снимаю!..
Мне стало жаль Лешку. Я решил его успокоить и сказал, что поснимать в зоопарке можно ведь и еще разок. А насчет делегации — тут уж Веревкину придется ждать, пока я снова заболею.
Домой в тот день я возвращался веселый, напевая какую-то песенку, размахивая портфелем. Меня потешало не только то, что Лешка провалился со своими фотографическими снимками, но еще больше то, что мы вызубрили урок по ботанике, а значит, я смогу сдержать слово, данное маме, — исправить свою злополучную двойку.
Примирение
На следующее утро Лешка пришел в класс мрачный.
— Испортился аппарат, — огорченно произнес он, ни на кого не глядя. — В нем счетчик сломался. Я его разбирать стал. Почти уже нашел, в чем дело… А он обратно не собирается…
Кое-кто из ребят начал внимательно к нему прислушиваться. Особенно Комиссар. Веревкин пообещал ему сделать снимки для стенной газеты.
— Нужно в починку отдавать, в мастерскую, — продолжал между тем Веревкин. — Вот ведь не везет!
— Та-а-ак! — зловеще протянул Костя. — А где же твое обещание?
Но в этот момент протрещал звонок, в класс вошла молоденькая худощавая математичка, и Комиссар отложил серьезный разговор до следующей перемены.
До концерта оставалось три дня, когда Костя Веселовский подошел ко мне перед началом занятий и сказал:
— Придумал, что ты будешь делать.
— А что?
— Вести программу. Объявлять номера.
— Номера? Да я в жизни никогда не объявлял!..
— Мало ли что, — холодно произнес Комиссар. — Я вот, например, петь и совсем не умею. А как сказала нам в лагере пионервожатая: «Веселовский запевает!» — так запел, не хуже, чем в Большом театре.
Весь день бродил я за нашим Комиссаром и уверял его, что ничего у меня не получится. Но разве ему что докажешь! Уперся — ни в какую.
— Это не только мое поручение. Это приказ Веры Федоровны, нашей старшей вожатой. Значит, должен выполнять. А вместо того чтобы отвиливать, лучше бы изучал образцы…
— Какие еще образцы?
— Ясно какие! — хитро прищурил глаза Комиссар. — Тарапуньку и Штепселя… Или Мирова и Новицкого…
Но когда же мне изучать образцы, когда до концерта времени вовсе не осталось.
— Костенька, — вкрадчиво пролепетал я. — Ведь Тарапунька и Штепсель — их же двое. Можно я Лешку Веревкина возьму в помощники? У него все равно аппарат испортился.
— Бери, конечно!
А Лешка хорош. Как услышал, что нам вдвоем надо объявлять номера, сразу начал выкручиваться. Но потом согласился. Стали мы с ним вдвоем обсуждать, как нам вести программу.