Бой под Волочаевкой
«Здравствуй, дорогой племянник! — писал Лешке его дядя. — Получил твое письмо и фотокарточку. Должен тебе сказать, что карточка меня порадовала больше письма. Все-таки слово «разыскивали» нужно бы писать через «а», вводные же предложения выделять запятыми. Но вот за рассказ о том, как ваши ребята — Женя и Сережа — нашли дом, где жила Ольга Ивановна Русакова, спасибо. Ведь давным-давно, еще в двадцать первом году, когда мы били интервентов на Дальнем Востоке, довелось мне встретить Ольгу Русакову и воевать с ней рядом…»
Должно быть, глаза у меня были совершенно очумелые, когда я оторвал взгляд от письма и перевел его на моих товарищей.
— Ты дальше читай, дальше! — торопил меня Женька.
Но я и сам без его понуканий впился глазами в мелкие, не очень разборчивые буквы.
«Было это в феврале месяце в 1922 году. Позади нас, партизан и красноармейцев, лежала громадная Сибирь, а впереди маленькая станция Волочаевка — путь к Хабаровску и ко всему Приморью. Не хотели белогвардейцы и японские интервенты отдавать эту станцию, укрепились на ней, бронепоезд подвели, а у Волочаевки взорвали и сожгли мосты.
Первый раз я встретил Ольгу Русакову недалеко от Волочаевки, на железнодорожной станции Ольгохта. Нашему партизанскому отряду командование поручило эту станцию от белых защищать. А насели на нее белогвардейцы тучей. Кажется, и помощи-то ждать неоткуда. Лежим мы на насыпи с винтовками, а сами уж и к смерти готовимся. Понятно, ничем на голом полотне не укрыться.
А командир нашей группы, Таран Анатолий Иванович — мы его за окладистую бороду еще Дедом звали, а было ему лет тридцать или тридцать два — говорит: «Ну, ребята, может, до последнего все погибнем, а врага тоже поколотим, сколько сил хватит». Тут и выскочили из тумана прямо к нам какие-то люди. Мы было не разобрались, огонь по ним открыли. А потом видим — наши!.. И впереди женщина бежит. Шинель перетянута туго, маузер в руке. «Здравствуйте, — говорит, — я — Русакова, комиссар полка. Командир у нас ранен. Приняла команду».
Вот так и познакомился я с Ольгой Ивановной Русаковой. Отбили мы с ее отрядом атаку белых. Командовать она умела. Уж на что у нас были вояки-храбрецы, а и они перед нею учениками выглядели. Ведь я тогда не знал, что она еще в 1905 году баррикадными боями руководила.
Вскоре Таран послал меня с каким-то незначительным поручением в штаб Особого района — так в ту пору называлось соединение, которое нынче именуют дивизией. Гляжу, а она из какой-то двери выходит. «Побратались мы с тобой, товарищ Орлов», — говорит. «Побратались», — отвечаю. «Теперь на Волочаевку». — «Куда прикажут, туда и пойдем».
А там и приказ вышел — брать Волочаевку. Только нелегкое это оказалось дело. Открыли беляки такой огонь, что мы к станции пробиться не смогли. Будто небывалая снежная метель поднялась в ту пору над землею. Все перемешалось, перекрутилось от невиданной пальбы. Не разобрать, где свои, где чужие. Падают, неподвижно застывают в сугробах бойцы. Разрывом убило нашего славного командира, товарища Тарана Анатолия Ивановича… Криков не слышно от грома и гула. И в том месте, где рвется снаряд, черная яма остается, глубокая, как могила…
Отступили мы на запад. Видно, не в лоб, не напрямую надо было брать Волочаевку, а обойти ее с севера и с юга. Так и командующий решил, товарищ Блюхер. Двинулся наш отряд в обход поздней февральской ночью по глубокому снегу к деревне Нижне-Спасская.
Не знаю, далеко ли мы от железной дороги отошли, только вдруг поднялся буран. Свистит ветер, с ног сбивает. На усах и бородах стариков партизан сосульки намерзли. А с нами ведь еще и пушки. Их тоже тащить нужно, лошадям помогать.
Светать стало. И вдруг прямо из метели вырвались на нас беляки… Было это до того неожиданно, что и они и мы остановились друг против друга — растерялись. Наш новый командир, присланный вместо Тарана, Дикарев Тихон Спиридонович, первым опомнился. Раздалась команда: «Развернуть орудия!.. По белым гадам прямой наводкой — огонь!..» И ударили наши пушки. Метров на тридцать, не дальше, били. Никогда раньше не думал я, что можно из полевого орудия, будто из винтовки простой, стрелять. Да делать больше было нечего. Единственное, что могло нас спасти, — это страху на врага нагнать. И ведь испугались белогвардейцы, смешались, бросились врассыпную…
Только нельзя так долго из пушек стрелять. Это тебе не пулеметы. Разобрались белые, что нас меньше, и давай обходить наш отряд с двух сторон. Тут и их орудия заговорили. Затрещали винтовки. Справа, слева, сзади разворотило снег взрывами… Один боец упал, застонал другой. А я зубы стиснул и палю, палю не разбирая куда.