Едва я успел назвать себя, как брат-привратник наградил меня доброжелательной улыбкой. Через лабиринт коридоров с готическими сводами он молча проводил меня в покои аббата. Коренастый старик приветливо встретил меня и крепко пожал руку.
— От всей души приветствую вас, менеер Бронкхорст, — сказал он. Мне понравилось, что в его голосе отсутствовали маслянистые нотки.
— Польщен встречей, — ответил я, смущенный тем, что не знаю, как титуловать своего собеседника.
— Откровенно говоря, я не был уверен, что вы благосклонно отнесетесь к моему приглашению. Я надеялся пробудить хотя бы любопытство. И, пожалуйста, не обижайтесь, если тон моего письма показался вам несколько повелительным.
— Об обиде не может быть и речи. А вот любопытство мое действительно оказалось задето.
— Имя отца Кристиана вам ничего не говорит? — спросил он меня.
Профессиональные интересы сводили меня с несколькими духовными особами, причастными к историческим исследованиям. Но отца Кристиана между ними не было.
— Нет, этого имени я никогда не слышал, — сказал я. — В университете, правда, среди моих сокурсников было несколько священнослужителей, но…
— Нет, среди них искать не стоит…
— Тогда, боюсь, я не смогу быть вам полезен, — пробормотал я. Мне и в самом деле было жаль, что пришлось разочаровать этого приветливого старца.
— Не иначе, вам все это кажется странным, менеер Бронкхорст, — улыбнулся аббат. — А может, вы усматриваете здесь что-то от методов инквизиции. Но такая уж у меня привычка — не торопиться и соблюдать во всем осторожность. Дело в том, что для брата Кристиана ваш приезд необычайно важен.
Напрасно я напрягал свою память, стараясь вспомнить, числятся ли в рядах ордена траппистов, помимо пивоваров, и пионеры науки.
— Уверены ли вы, что не произошло ошибки? — спросил я. — Память подводит меня не слишком часто, но…
— Не беспокойтесь, менеер Бронкхорст. Я навел необходимые справки. Но ближе к делу. Две недели назад брат Кристиан попросил меня выслушать его исповедь. Он был так взволнован, что я тут же принял его. То, что он мне поведал, было столь ошеломляющим, что я счел своим долгом посоветовать ему как можно скорее обменяться своими мыслями с мирянином.
— Я все никак не уловлю, о чем речь, — ответил я смущенно.
— Самое лучшее, если вы сами с ним побеседуете, — проникновенным голосом заключил аббат.
Он проводил меня в монастырский сад, содержавшийся в образцовом порядке, где прекрасно подготовленные цветочные клумбы ждали прихода весны. Молча указав на аскетическую фигуру в орденском одеянии, он дружелюбно сжал мне локоть и, заговорщицки подмигнув, удалился.
Незнакомец, поглощенный чтением молитвенника, казалось, не замечал ничего вокруг. Красная галька дорожки поскрипывала под моими подошвами. Я смущенно кашлянул. Монах рассеянно поднял голову. Некоторое время он молча смотрел на меня, как бы возвращаясь с высот на землю, и вдруг просиял улыбкой.
— Хелло, Марк, — сказал он бодро, — рад тебя видеть, дружище. В нашем крепком рукопожатии выразилась вся полнота мужской нежности.
— Джимми, Джимми О'Хара, — бормотал я. — Джимми О'Хара — цел и невредим. Возможно ли это?
— Бог, видимо, этого пожелал, — засмеялся он, его немного близорукие глаза подернулись слезой.
— Так ты стал…
— Теперь я отец Кристиан.
Я, словно посетитель картинной галереи, сделал несколько шагов назад, чтобы лучше рассмотреть его.
— Да, — хрипло пробормотал я. — Ты — отец Кристиан. Но ты — и Джимми О'Хара. Я начинаю понимать, почему выбор аббата пал на меня. Нет, на самом деле я ничего не понимаю…
— Тебе что, кажется такой странной наша встреча?
— Но ведь минуло семнадцать лет!
— Ты, конечно, растерялся от неожиданности. Но давай сядем, тебе это, как вижу, совершенно необходимо.
Ноги мои действительно подкашивались, колени были как резиновые. Он дружески взял меня под руку и усадил рядом с собой. Этот товарищеский жест подействовал на меня успокаивающе. Перед моим мысленным взором пронеслись кадры в стиле ретро. Антверпен. Осень 1944 года. Бегут разгромленные нацисты. Пришли англичане и канадцы со своими сигаретами и жвачкой. Потом американцы. Воинская часть, в которой я как резервист замещал отозванного коллегу, расквартирована в женском лицее. Мой первый разговор с майором О'Хара. Моложавый, костлявый верзила — и такая обаятельная улыбка! Обветренное, загорелое лицо, волосы ежиком. Ему были поручены поиски спрятанных немцами перед бегством награбленных произведений искусства. Он не был ни знатоком живописи, ни искусствоведом. Он был археологом. Но на войне в таких тонкостях не разбираются. Итак, во время арденнского наступления и после него он в своем неизменном джипе с лихостью ковбоя объезжал славные своей историей фландрские городки.