Я не стал ему отвечать. Мне было не до него: я неотрывно наблюдал за Рэтоффом, который фыркал от нетерпения и даже тихо ругался под нос.
— Что-нибудь не так, профессор? — спросил я с невинным видом, улыбаясь про себя и просматривая выходную ленту с ответами.
— СИМ ведет себя плохо, — сообщил Рэтофф. — Вы только прочитайте, что он отвечает.
Я еще раз взглянул на ленту. На ней монотонно до головокружения повторялся один и тот же ответ, затем следовал, по-видимому, ответ на другой вопрос, после чего снова шел первый ответ. Я рассмеялся. Диагноз ясен: тут ничем не поможешь. Эти умники упустили из виду одно важное обстоятельство, а старина Белов, — тот самый индивидуум с элементарными знаниями, который действует методом тыка, — взял, да и обнаружил, в чем здесь дело. Их уничижительная «спецификация», признаться, здорово задела меня, но теперь у меня была возможность на прощание основательно натянуть им носы. Им не следовало относиться к чужому изобретению так, будто оно не более чем игра случая.
— Джентльмены, — произнес я с несказанным наслаждением, — вы хотели иметь мыслящую машину. Теперь вы ее имеете благодаря старине Белову. Если вы уплатите аванс в счет причитающегося мне гонорара, я хотел бы вернуться в город.
— Не раньше, чем вы исправите дефект или что там еще приключилось, — возразил профессор весьма решительным тоном. — Принимайтесь за дело, Белов. Вам все должно быть ясно. Ведь вы в конце концов отец этой мыслящей машины.
— Отпустите его, — посоветовал шефу Меершрафт. — На сегодня вполне достаточно. Завтра Белов придет и вылечит СИМа. Ведь так, старина?
Я перевел взгляд с одного на другого и одарил их самой любезной улыбкой.
— Ни завтра, ни когда-нибудь еще ноги моей здесь больше не будет, — сказал я твердо. — Вы хотели иметь мыслящую машину и имеете в точности то, что хотели. Когда эта машина погружена в собственные мысли, она выдает ответ на какой-нибудь из старых вопросов как бы по рассеянности. Потом она спохватывается и отвечает на один из ваших новых вопросов, но лишь при условии, что ее мысли не заняты чем-нибудь более важным. Основное же время она занята поиском решений своих собственных проблем и поэтому даже не удостаивает вас ответом. Вдумайтесь в то, что я сказал, джентльмены. СИМ будет теперь размышлять двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю, непрестанно углубляя свои познания до тех пор, пока не получит ответы на все вопросы. Его могут заинтересовать, например, проблемы биологии, но вы узнаете об этом, лишь когда он, раскинув мозгами, сцапает вас.
Рэтофф явно забеспокоился, но Меершрафт продолжал безмятежно улыбаться.
— Мы всегда успеем его выключить, — заявил он.
Именно этой реплики я и ожидал.
— Послушай, ты, жирная обезьяна! — ответил я ему. — Что произойдет, если остановить человеческое сердце? Человек умрет! Выключи СИМа, и ты увидишь, что произойдет. Ты теперь имеешь дело с личностью, а не с машиной. Стоит выключить СИМа, и он погибнет. Но пройдет немного времени, и, держу пари, он не позволит тебе выключить себя так просто. Вам есть над чем подумать. Решение этой проблемы я предоставляю тебе и твоему милому шефу.
С этими словами я вышел, громко хлопнув дверью.
Мартин Гарднер НУЛЬСТОРОННИЙ ПРОФЕССОР
Долорес, стройная черноволосая звезда чикагского ночного клуба «Пурпурные шляпы», замерла в самом центре танцевальной площадки и под едва слышный аккомпанемент оркестра, наигрывавшего какую-то восточную мелодию, начала танец живота, исполняя свой знаменитый номер «Клеопатра». В зале было совсем темно, и только сверху на нее падал изумрудный луч прожектора, поблескивая на воздушном «египетском костюме» и гладких бедрах танцовщицы.
Первым должно было упасть прозрачное покрывало, ниспадавшее с головы и закрывавшее плечи Долорес. Еще мгновение, и Долорес изящным жестом сбросила бы покрывало, как вдруг откуда-то сверху донесся громкий звук, похожий на выстрел, и с потолка головой вниз свалился обнаженный мужчина.
Поднялся невероятный переполох.
Метрдотель Джейк Боуэрс приказал дать свет и попытался успокоить зрителей. Управляющий клубом, стоявший у оркестра и наблюдавший за представлением, набросил на распростертую фигуру скатерть и перекатил ее на спину.
Незнакомец тяжело дышал и был без сознания, вероятно из-за сильного удара, но на теле его не было никаких повреждений. Ему было далеко за пятьдесят. Бросались в глаза короткая, тщательно подстриженная рыжая борода и усы. Незнакомец был совершенно лыс и по сложению напоминал профессионального борца.