Воцарилась тишина, а затем Веттер сказал:
— Сынок, ты хочешь, чтобы убийца разгуливал на свободе?
— Нет, конечно, нет. — Он глубоко вздохнул. — Но если мы не вынесем вердикта сейчас, это вовсе не значит, что O'Брайен будет на свободе. Его будут судить ещё, и осудят в следующий раз.
Мисс Дженкинз возмутилась.
— Мистер Уотсон, вы даете себе отчет в том, что говорите? На самом деле вы считаете, что O'Брайен виновен, но хотите, чтобы кто‑нибудь другой проделал… грязную работу.
Веттер грустно покачал головой.
— Значит вы полагаете, что O'Брайена будут судить опять?
Уотсон сунул палец за воротник.
— А как же? Конечно.
Веттер печально улыбнулся.
— Возможно, но я не уверен, что это так и будет. Теоретически разбирательство по делу O'Брайена можно вести неопределенно долго, до тех пор, пока не вынесен вердикт с тем или иным исходом. Но после двойной смены состава присяжных прокуратура начнет удивляться. Действительно ли у неё достаточно оснований для того, чтобы убедить суд присяжных. Стоит ли снова подвергаться хлопотам, терять время и нести расходы лишь для того, чтобы снова судить O'Брайена и возможно опять придти к отсутствию вердикта? Или даже к оправданию? Прокурор может просто возмутиться и сказать: «Если уж у двенадцати присяжных не хватает честности и смелости отправить O'Брайена туда, куда он заслуживает, то и черт с ним. Я выпущу его на волю. Он как раз то, что и заслуживают граждане. Они сами навлекли на себя это.»
Уотсону стало не по себе.
— Может случиться и другое, — продолжал Веттер. — Возможно, полицейский, который поймал O'Брайена, вдруг забудет то, что видел. Возможно, у него просрочены платежи по закладным, как и у любого другого, и если он подумает, что O'Брайен сможет выкупить свой уход от электрического стула, то может решить, что недурно было бы получить деньжонок.
— Подумайте, Уотсон, — вмешался Роузвел. — Вы не стали бы посылать O'Брайена на электрический стул за одно лишь убийство. Возможно, он не заслуживает этого за убийство Тайсона, но заслуживает ли он свободы?
— Сынок, — сказал Веттер. — Неужели ты думаешь, что O'Брайен стал причиной чьей‑либо смерти впервые. Каждый раз, когда ты читаешь о ком‑либо найденным мертвым в багажнике собственного автомобиля, ты чертовски хорошо знаешь, кто за этим стоит.
— Как ни смотри на это, — страстно сказал я, — O'Брайен заслуживает казни на электрическом стуле.
Уотсон поморщился.
— Мистер Уотсон, — спокойно спросила мисс Дженкинз, — у вас есть дети?
Уотсон кивнул.
— Двое. Мальчику — четырнадцать, девочке — семнадцать.
— Вы что же думаете, они будут гордиться вами, если вы выпустите O'Брайена на свободу? Если вы увильнете от исполнения своего долга?
Уотсон промолчал.
Мисс Дженкинз продолжала:
— Вам известно о торговле наркотиками в городе или нет? И о том, сколько школьников соблазнил O'Брайен и ему подобные?
Последовала долгая пауза, затем Уотсон поднял глаза. Он вздохнул.
— Вы правы. Все. Я просто… трусил.
Веттер просиял. Давайте оформим это. Я сделаю перекличку.
Когда подошла очередь Уотсона, он встал.
— Виновен, — твердо сказал он.
Веттер одобрительно кивнул и продолжил.
— Роузвел?
— Виновен.
— Дженкинз?
— Виновен.
— Колеман?
— Не виновен, — сказал я.
Все уставились на меня.
Я встал.
— Мне вдруг пришло в голову, что мы нарушаем самые элементарные принципы правосудия. Мы осуждаем O'Брайена за то, что думаем о нем, а не за то обвинение, которое привело его в суд.
Но не это, конечно, было фактической причиной того, что я изменил мнение. До тех пор, пока Уотсон упорствовал, меня всё устраивало. Я предпочитал, чтобы ответственность за отсутствие вердикта легла на него, и усердно противоречил ему в надежде подогреть его упрямство.
Но теперь Уотсон передумал.
Я разглядывал одиннадцать удивленных присяжных и понимал, что теперь мне придется поработать за свои денежки. И мне придется быть убедительным. В конце концов, Дюк O'Брайен дал мне десять тысяч долларов за то, чтобы вердикта не было наверняка.