Через двое с половиной суток после выхода из Повенца «Ангара» подошла к последнему, девятнадцатому шлюзу. Через дамбу виднелась рифленая серая поверхность моря. Резкий холодный ветер дул в лицо, вызывая на глазах слёзы.
— Вот вам и Белое море, — проговорил лоцман, пожимая руку капитану. — Тут я выхожу. Пройдете шлюз, и становитесь со своим флотом. В такую погоду выходить в море рискованно.
В рыбном порту, куда встали самоходки Карданова, было пусто. На деревянном зданьице портнадзора покачивались на ветру черные фигуры штормового предупреждения. «Ветер от норд-оста силой 7–8 баллов», — разобрал Карданов.
«Ветра действительно многовато», — подумал он и спустился с мостика в каюту.
ГЛАВА VIII
Третьи сутки стояли самоходки в Беломорском порту. Уныло посвистывал ветер. Рваные клочковатые облака низко ползли по серому, скучному небу. Море неприветливо накатывало волну на черные скользкие камни. Покачивались суда, скрипели, натягиваясь и ослабевая, швартовы. На палубах ни души. Город далеко. Моросил дождь. В воздухе холодно. Погода явно не благоприятствовала переходу. За волноломом видно море. Оно неспокойно. Опытный глаз сразу различал горизонт, похожий на пилу. Это волны. Отсюда они кажутся маленькими, а на самом деле волна крупная. День мало чем отличается от ночи. Светло и серо.
Андрей Андреевич посмотрел на часы. Половина третьего. Дня или ночи? В иллюминаторе — белое пятно. Всё перепуталось, черт возьми! Когда же наконец прекратится этот проклятый норд-ост?!
Карданов легко соскочил с дивана. Он натянул на себя кожанку и вышел на палубу. У камбуза, завернувшись в тулуп, посапывая спал вахтенный матрос Шмелев. Капитан с минуту постоял над ним, потом резко потянул тулуп за воротник. Генька проснулся. Он спокойно, нисколько не смущаясь, смотрел на капитана.
— Спишь, Шмелев? По пословице — хорошая вахта сама стоит. Так, что ли? — сдерживая себя, негромко спросил Карданов.
— Нет, товарищ капитан. Я от сильного света зажмурился. Вот поэтому и глаза закрыл, — попробовал отшутиться Шмелев, но Карданов оставался серьезным:
— Люблю веселое слово к делу. А сейчас оно неуместно…
— Что же, мораль мне читать будете? — Шмелев иронически взглянул на капитана. — Воспитывать начнете, пожалуй. Виноват, задремал.
— Нет, не буду вас воспитывать, Шмелев, — сурово проговорил Андрей Андреевич, — не заслужили, да и не к чему.
— Тю! Вот это новость! Капитан обязан воспитывать свою команду.
— Видите ли, Шмелев, капитан воспитывает команду, я подчеркиваю — команду. А вы так, до Архангельска. Что-то вроде туриста. Довезем как-нибудь и… невоспитанного.
— Это почему же до Архангельска? — вдруг возмутился Генька. — Списать хотите? А может быть, я дальше пойду?
— Не пойдете. Не ваша стихия.
— Да если хотите знать, я, может, побольше вашего плавал. «Не ваша стихия!» — передразнил капитана Шмелев.
— Судя по виду, вы, наверное, мой ровесник. И всё-таки море не ваша стихия. Кончим философствовать. Я снимаю вас с вахты. Пойдите разбудите Тюкина. Пусть заступает.
— Не надо, товарищ капитан, я сам достою. Половина осталась. Ну, виноват, задремал, бывает. Больше не повторится. Зачем же человека тревожить? Ему ведь самому с восьми на вахту.
— Отстоит и вашу половину. Спасибо вам скажет. Выполняйте, и побыстрее. — Жесткие нотки прозвучали в голосе Карданова.
Шмелев скинул тулуп.
— Ну и пойду. Спишете — тоже плакать не буду, — проворчал он и вразвалку, демонстративно медленно, двинулся к носу. Капитан смотрел ему вслед.
«Уволю, — подумал Андрей Андреевич, — придем в Архангельск — и уволю. Лучше иметь незнающего, чем такого знающего».
Капитан стоял, поеживаясь от ветра, проникавшего под куртку. Минут через десять пришел заспанный, недовольный Тюкин. Он надел тулуп, запахнулся и молча привалился к надстройке.
— Благодарите Шмелева. И не спите, — бросил уходя Карданов.
Тюкин ничего не ответил.
Андрей Андреевич посмотрел на самоходки, стоявшие лагом друг к другу. Двери в рубках и помещениях задраены. Тишина. А что если проверить службу на всех судах? Карданов решительно перешагнул поручни «Куры». Он прошел от носа к корме, громко стуча подошвами по железной палубе. Дойдя до камбуза, окликнул: