Боцман дружелюбно улыбнулся:
— Да нет. Но кто за тебя работать обязан? К примеру, шланги убирать? Я, что ли?
Генька, наконец, попал ногами в сапоги, натянул ватник; шапку и бросился к трапу. Уже держась за поручень, он крикнул:
— Таких, как ты, в семнадцатом году за борт бросали…
Федя сделал шаг по направлению к трапу. Генька выскочил на палубу. Чертыхаясь, проклиная боцмана, «Ангару», весь свет, направился он к четвертому трюму и нехотя принялся отвинчивать шланг. Неподалеку стоял боцман и с удовольствием наблюдал за работой Шмелева.
Карданов запросил капитанов по радиотелефону о состоянии судов. Все ответили, что самоходки чувствуют себя хорошо, только Рубцов высказал некоторые опасения:
— Мне кажется, недостаточны продольные крепления. Самоходки извиваются на волне как змеи. Если волна зайдет еще круче… может произойти неприятность.
Карданов был согласен с Рубцовым. Он несколько раз спускался в трюм. В огромном пустом и темном помещении было жутковато, от воды отделяло всего пять миллиметров, удары волн были здесь громче. Капитан чутко прислушивался к скрипу, потрескиванию корпуса. Временами зажигал карманный фонарь, осматривал борта. Кое-где отвалилась краска, оголились головки заклепок. Но это еще особенных опасений не внушало, было терпимо.
Команда работала удовлетворительно. Болтянский сообщил, что у него «в машине» укачались два человека, но всё же работают. «На палубе» лежал один Тюкин. Ему было так скверно, что даже боцман не мог заставить его выйти на свежий воздух. Тогда Федя приготовил целый графин лимонной воды. И снес Тюкину.
Володя Смирнов чувствовал себя прекрасно. Он совсем не ощущал признаков морской болезни, качка на него не действовала. Володя охотно стоял на руле за Тюкина, страшно гордый тем, что «море его не бьет». Тоня с честью выдержала первое испытание, и, хотя она не могла смотреть на море, обед и ужин поспели вовремя.
Когда караван подошел к самому открытому месту Белого моря, ветер стал заметно стихать, уменьшилась волна, идти стало легче. До Северодвинского плавучего маяка оставалось восемьдесят миль.
Теперь Карданов имел представление о том, как держатся самоходки в море. Через несколько часов по носу открылась еле заметная полоска берега, а вскоре и черная палочка маяка.
Бархатов, стоявший на мостике, не отрывавший бинокль от глаз, удовлетворенно объявил:
— Вижу Мудьюгский маяк. Считайте, что до Архангельска дошли. Первое испытание выдержали.
Андрей Андреевич задумчиво повторил:
— Первое выдержали…
…В Архангельске Карданова ждала неприятность. Его встретил флегматичный представитель Маркова и равнодушным голосом сообщил:
— Иван Васильевич ушел со своим караваном четыре дня назад. Вы очень запоздали. Становитесь на рейде против Лесотехнического института. Стоять придется довольно долго. Ваше обеспечивающее судно, траулер «Лангуст», еще в море на промысле.
— Слушайте, — возмутился Карданов, — я понимаю, что Марков не мог меня ждать. Надо торопиться. Но что обеспечивающего судна еще нет — это уже безобразие. Вы же знаете, время не ждет. Дорога каждая минута! Ведь август месяц. А там погода задержит, а там еще что-нибудь. Кавардак!
Представитель равнодушно повторил:
— Вставайте у Лесотехнического. Готовность «Лангуста» от нас не зависит. Скажите спасибо, что его удалось получить. Сейчас все суда заняты.
— Я буду жаловаться. Такая нераспорядительность граничит, с преступлением!
Представитель отмахнулся от Карданова, как от назойливой мухи:
Сам Марков ничего не мог сделать. Судов нет. Понимаете? Ведь думали, что вы пойдете одним караваном, а тут потребовалось второе обеспечивающее судно. На себя пеняйте. Раньше надо было приходить.
Возражения были справедливы. Карданову пришлось замолчать. Тем не менее он злился на всё и вся. Длительная стоянка разлагает. В море, в ходу, когда вахта цепляется за вахту, когда от судна требуется непрерывное движение, железный порядок корабля держит людей в подчинении.
Самоходки встали у берега против Лесотехнического института, у грязного, захламленного пляжика. Для Карданова началось мучительное ожидание. Некоторые потирали руки. Как же, рейс удлиняется: «Больше днев — больше рублев».
Андрей Андреевич почти не покидал «Ангару». Только по утрам съезжал на берег, выслушивал надоевшую фразу: «Новостей нет. „Лангуст“ еще не пришел», — и возвращался на судно.
Он часами сидел в кресле на главном мостике и наблюдал за портом. По широкой Двине взад и вперед сновали катера, буксиры, баржи. Мимо, под всеми флагами мира проходили суда, нагруженные желтыми досками, пропсом, бревнами.