Когда Володя доходил до этого места, у него захватывало дух от счастья. Близкая! Как она еще может спрашивать? Ему хотелось бросить вахту, «Ангару», бежать на аэродром, сесть в самолет и лететь к Светлане.
Он нетерпеливо поглядывал на часы, привинченные к стенке. Скорей бы кончалась вахта! Он немедленно сядет за письмо, напишет ей обо всем, обо всем…
Скрипнула дверь. В рубку вошел Карданов. Володя быстро засунул письмо в карман. Фотография осталась на столе. Он попытался спрятать и ее, но не успел.
— Можно? — спросил Карданов, беря фотографию в руки. — Милая. Это та, которая тебя провожала?
Володя кивнул головой.
— Помнишь, ты меня спрашивал, будет ли она ждать? Эта будет, — серьезно сказал капитан, рассматривая фотографию.
— Теперь я не сомневаюсь. Вы не знаете, какое она мне письмо прислала… Вот вернемся в Ленинград, я вас с ней обязательно познакомлю. Ой, уже без одной минуты двенадцать!
Володя выскочил на палубу, пробежал на бак и пробил четыре двойные склянки. Наступило время смены вахт.
— Кто тебя сменяет, Смирнов? — спросил капитан, когда Володя вернулся.
— Пиварь.
— Когда передашь вахту, зайдите оба ко мне.
— Есть зайти!
Прошло полчаса. Пиварь не являлся. Володя то и дело поглядывал на часы. Каждая минута казалась вечностью. Ему хотелось засесть за письмо… Степан Прокофьевич всегда такой аккуратный — и вдруг не вышел на вахту. Сейчас придет, вероятно.
Стрелка показывала десять минут второго, когда раздраженный Володя услышал пронзительный свист, а затем громкий крик:
— «Ангара»! На «Ангаре»! Возьмите вашего парня.
Карданов тоже услышал крик. Выйдя на палубу, он удивился, увидев Володю, всё еще стоявшего вахту.
— В чем дело, Смирнов? Кто это кричит?
Володя уже отвязывал шлюпку:
— Не знаю. Нас кричат, Андрей Андреевич. Так я поеду?
— Поезжай.
Шлюпка черным пятном растворилась в темноте. Вскоре всё затихло. Володя долго не возвращался. Андрей Андреевич уже начал беспокоиться. Наконец он увидел приближающуюся шлюпку. Смирнов сидел на веслах и тяжело греб. На корме, свесив голову и руки за борт, лежал Пиварь. У Карданова похолодело на сердце.
— Что-нибудь случилось, Смирнов? — встревоженно спросил капитан.
— Да нет… Ну, вставай, Степан Прокофьевич. Приехали. Домой приехали. Вставай же…
Пиварь поднял голову, мутным, ничего не понимающим взглядом посмотрел на Володю. Ухватившись двумя руками за борт, попытался встать, но тотчас же рухнул в шлюпку. Больше он не двигался.
Капитан с омерзением смотрел на пьяного матроса:
— Всё-таки набрался. Не выдержал. Смирнов, обвяжи его концом, я помогу тебе.
Володя завел под мышки Пиварю конец, вылез на палубу, и вместе с капитаном они с трудом втащили безжизненное тело Пиваря. Карданов наклонился над матросом:
— Труп. Тащи его ко мне в каюту. Попробую привести в чувство.
Но и в каюте Пиварь не пришел в себя. Он отворачивал нос от бутылочки с нашатырем, мычал что-то нечленораздельное, ловил воздух непослушными руками.
— Бесполезно, — в сердцах сказал Карданов. — Иди, Смирнов.
Володя с жалостью посмотрел на товарища:
— Разрешите, я за него до утра отстою, Андрей Андреевич?
— Не нужно. Вы свободны, Смирнов. Считайте, что я принял вахту.
Карданов присел к столу, взял перо. «Хватит миндальничать, — думал он, — выговор в приказе подействует лучше всяких уговоров». Он еще раз взглянул на лежащего матроса. Пиварь храпел. Лицо бледное, с зеленым оттенком, синева под глазами. Он пошевелился, пытаясь переменить позу, что-то забормотал, выругался. Потом ясно сказал: «Прости, Ниночка», — и уронил голову на жесткий валик.
Карданов задумчиво повертел в руках начатый приказ и решительно разорвал его. Затем взял будильник, перевел стрелку звонка на восемь часов, поставил его на стул, стоявший около дивана, и вышел из каюты.
Пиварь проснулся от непрерывного звона. Казалось, кто-то колотит его кувалдой по голове. Голова раскалывалась на части. Он с трудом открыл глаза. Дико посмотрел вокруг. Где он?
Вскочил с дивана. Ноги разъезжались. Он стоял в луже блевотины. Да это же каюта капитана! Пиварь схватился за взлохмаченную голову. Как он сюда попал? Надо вспомнить, что произошло вчера. Он пошел посылать деньги жене. У почты встретил Шмеля. Тот пригласил в «Полярный». Сказал, что угостит пивом. Он, дескать, знает, что Пиварь теперь не пьет. Ну и пошли. А там Шмель завел этот разговор о Бархатове, о несправедливости, о том, что на «Ангаре» не умеют ценить людей. В общем, растравил его, расстроил, а потом предложил выпить, чтобы забыть всё. Вот и началось. Появилась какая-то модно одетая женщина. Шмель называл ее «Марго», говорил, что плавает буфетчицей на «Новгороде» за границу… А потом он уже ничего не помнит. Кто его сюда привел?