Палубники отправились мыться в душ.
После мытья и ужина желающие, с разрешения капитана, уехали на берег, чтобы посетить могилу полярных летчиков. Лет тридцать назад здесь разбился самолет. С тех пор повелось, что команды судов, приходящих в бухту Варнека, заботятся об этом небольшом кладбище, приводят в порядок могилу героев, подновляют ограду. Именно на этот случай Федя Шестаков захватил с собою кисть и котелок с краской.
Работы в машине закончили: Оставалось набрать воду двум самоходкам — «Ангаре» и «Шилке». Карданов видел в бинокль, как на берегу около белой ниточки шлангов, тянувшейся к озеру, копошились черные точки — люди. Отчетливо слышно было, как работала мотопомпа. Андрей Андреевич посмотрел на небо. Прозрачное и холодное, оно было очень высоко. Солнце зашло за скалы. Покрытые мохом, они поднимались вокруг серыми мрачными глыбами. В гладкой розоватой воде бухты отражались корпуса стоявших на якорях судов.
Вокруг плавали белые, размытые водой льдины. Их принесло сюда из Карского моря. Это был признак того, что впереди лед. Льдины и еле заметные перистые облака, появившиеся на норд-осте, внушали опасения. Карданов вспомнил хмурое лицо Ирины. На его вопрос о предстоящей погоде она ответила: «Скажу позже». «Эх, Ириша! Наколдовала бы ты что-нибудь хорошее», — ласково подумал капитан.
К «Ангаре» подходила лодка. Через несколько минут нос ее ткнулся в борт самоходки. Рослый человек в кожаной куртке сложил вёсла, забросил на борт самоходки фалинь и ловко забрался на палубу. Увидел Карданова. Подошел:
— Здравствуйте. Мне бы вашего главного.
— Вы имеете в виду Маркова? Он прошел неделю назад с большим караваном.
— Да нет. Ивана Васильевича я видел. В гостях у него был. Главного вот этих судов.
— Ну, тогда попали правильно. Что вы хотели?
Человек пристально посмотрел на капитана:
— Дело-то неприятное. Я председатель оленеводческого колхоза, Фирсанов моя фамилия… Так вот. Сегодня у нас рабочий день пропал. Из-за ваших людей.
— Из-за наших?
— Да. Один матрос, мне сказали, что он с «Ангары», высокий такой, краснолицый, привез на берег несколько бутылок спирта и обменял их на тапочки. А у нас здесь летом сухой закон. Понимаете, что произошло? Сейчас почти никто не работает. Песни поют. Очень прошу принять меры и больше на берег никого не пускать.
Карданов нахмурился. Так опозориться! Споить ненцев и выманить у доверчивых людей за бесценок изделия их труда… Отвратительно.
— Товарищ Фирсанов, мы скоро уйдем. Заберем воду и уйдем. Но меры я приму, и тапочки вам вернут…
— Не в тапочках дело, капитан. Уж больно некрасиво получилось.
— Больше чем некрасиво, но обещаю вам: это не повторится.
— Да уж, пожалуйста, — сказал председатель. — Ну, бывайте. Поеду песни слушать. — Фирсанов спрыгнул в лодку. — Счастливого плавания. Учтите, в Карском еще лед! — удаляясь, крикнул он.
Карданов помахал рукой.
Только теперь Андрею Андреевичу стало ясно, кто совершил этот бесчестный поступок. Он вспомнил, как Федя Шестаков рассказывал ему, что Тюкин, съездив на берег, накупил много красивых, сделанных из оленьих шкур тапочек для всей семьи. Тогда капитан пропустил это мимо ушей. Как безобразно всё получилось! Нужно срочно собрать команду, как следует «пропесочить» Тюкина и заставить его отвезти тапочки на берег. Карданов взглянул на часы. Очень хорошо. Через полчаса ужин.
Ужинали весело. Стоянка в бухте Варнека заняла пока восемь часов. Осталось набрать воды — и прощай гостеприимная бухта! Половина пути пройдена.
После ужина Карданов сказал:
— Прошу всех остаться в столовой. Имею чрезвычайное сообщение.
Все с любопытством посмотрели на капитана. Капитан коротко рассказал о происшествии.
— Вот подлец! — не выдержал боцман. — Морду ему набить мало!
— Ну и ну! — засмеялся Бархатов. — А бус и гребешков у него не было?
Карданов смотрел на Тюкина. Тот сидел красный, не поднимая глаз.
— А что особенного? — воскликнул Шмелев. — Ну выменял. Не украл ведь? Спирт-то его. Хочешь бери, хочешь нет.
— Молчал бы уж лучше. Может, это твоя работа?
— Кто возил спирт на берег, встань! — резко сказал Карданов.
В столовой воцарилось напряженное молчание.
— Давай, давай, Тюкин, вставай, — проговорил Федя. — Ведь у тебя мешок тапочек. Я видел.
Тюкин неуклюже поднялся.
— Как не стыдно? — крикнула Тоня.
— Чего стыдно?! — вдруг загнусил Тюкин. — Не украл же. Я не знал, что у них сухой закон. За спирт деньги плачены. Что мне — и подарок семье сделать нельзя? Что я, хуже всех?