— Садитесь с нами обедать, Андрей Андреевич. Тоня-то сумела суп сварить. Вот это повариха! — не удержался от похвалы стармех.
Но капитан отказался от обеда. Не терпелось раздеться, лечь в койку, укрыться одеялом и заснуть. Больше ничего. Ни с чем не сравнимое чувство облегчения владело им. Он увидел вошедшую в столовую Ирину.
— Поздравляю вас, — сказала она и тут же повернулась к кому-то из команды.
— Всё кончилось хорошо, Ирина Владимировна. Вашего труда в этом тоже немало. До Юшара прогноз был идеальным. Не ваша вина, что циклон нас всё же догнал. Если бы не лед, мы прошли бы с хорошей погодой.
Ирина с благодарностью посмотрела на капитана, хотела что-то сказать, но Карданов продолжал:
— Главное сделано. Самоходки доставили вовремя. Я иду спать и прошу не будить меня так долго, как это будет возможно. Еще раз спасибо всем.
Вскоре в бухту Омулевую подошло спасательное судно «Альбатрос». Водолазы осмотрели «Шилку». Повреждения оказались незначительными. Погнутые бронзовые винты выправили под водой. Самоходка могла двигаться самостоятельно. Пока водолазы правили винты, на «Ангару» подвели электросварку и за несколько часов заварили лопнувший комингс. Федя закрасил шов шаровой краской, и о происшествии, причинившем так много волнений всему каравану, можно было забыть.
Карданов, поблагодарив капитана и экипаж «Лангуста», отпустил траулер. «Лангуст» прогудел три прощальных, выпустил несколько разноцветных ракет и, задымив трубой, скоро исчез в серой мгле. С ним ушел и «Альбатрос».
Шторм утихал, но выходить в залив Карданов опасался. Он решил подождать улучшения погоды в бухте. Да и команды судов нуждались в отдыхе. Предстояло долгое плавание по реке.
Утром ветер совсем затих. Температура внезапно сильно упала. Палуба покрылась корочкой льда. Показалось холодное, неприветливое солнце. В низовьях ожидали ранний ледостав. Самоходки снялись с якорей и, хотя в заливе еще гуляла оставшаяся после шторма зыбь, весело хлюпая днищами, побежали вверх к реке. Теперь они находились в полной безопасности.
Володя пишет письмо Светлане:
«…В каюте чисто, убрано. Нет намека на тот хаос, какой был здесь во время шторма. Не поймешь, идет „Ангара“ или стоит, так спокойно скользит она по поверхности воды. Уже более трех суток идем по реке. Заканчивается наш переход. Скоро мы подойдем к какому-то дебаркадеру на Енисее, где нас ждут речники, и не станет больше команды „Ангары“. Жаль. Когда мы были в шторме, я почувствовал, что значит слово „экипаж“. Все мы необычайно сблизились друг с другом, каждый старался помочь товарищу. Мы отстояли свое судно, опасность прошла, через несколько дней мы расстанемся. Я наблюдаю за ребятами, и мне не верится, что это они. Никто не думает о судне. По-моему, каждый в мыслях уже на берегу. Тюкин пакует свои вещи, Федя считает кранцы, свайки, топоры — шкиперский инвентарь. Готовится к сдаче. Тоня Коршунова шепчется со стармехом. Вот они счастливые. Ведь „дед“ влюблен в Тоню. Видно невооруженным глазом. „Дед“! Ему всего двадцать шесть лет.
Мотористы ведут разговоры о заводах, на которые будет выгоднее поступить в Ленинграде. Ирина Владимировна ходит грустная. Думает о чем-то своем. А Шмелев совсем притих. Поругался с Тюкиным. Держится ото всех отдельно. Ни с кем не разговаривает. Прекратил свои насмешки. Пиварь озабочен будущим. Подумывает, не остаться ли ему на Енисее. В общем, каждый сам по себе и для себя. Мне жаль, что рвутся связывающие нас нити. Хотелось бы пожить с ребятами еще…
То, зачем я пошел на „Ангару“, я получил. Первое: мне нравится плавать, и я пойду в мореходное училище. Второе: стал полноценным матросом. Феде я обязан всем. Удивительный он парень! Уверен, что из него выйдет прекрасный капитан. Я представляю, как Федя пожмет мне на прощание руку и скажет: „Ну, Володька, встретимся когда-нибудь еще. Поплаваешь под моим командованием“. А что? Вполне возможно. Он уже на третьем курсе. Не возражаю против такого капитана».
Володя кладет перо. Стоит ли писать дальше? Скоро он будет дома.
…Идут самоходки. Моряки готовятся покинуть «Ангару», гладят костюмы, собирают чемоданы. Капитан получил сообщение о том, что их уже ждут речные команды. Они примут суда и немедленно отправятся под погрузку хлеба, а «перегонщикам» заказаны билеты на поезд.
Федя Шестаков поднимает флаги расцвечивания. Это «енисейский обычай». Новые суда должны приходить парадно, с развевающимися флагами.
На пристани собрались люди. Впереди духовой оркестр. Все с нетерпением смотрят на изгиб реки. Оттуда должны появиться суда.