– Ничего не было. Ты не выходила отсюда. Быстро переоденься и отнеси матери воды и анальгин. Все! – и он щелкнул ее по лбу.
Девушка пошла к матери, а Свиридов оказался в кабинете хорошо знакомого генерала Ефремова.
Кратенько рассказав Николаю Константиновичу о происшествии Свиридов сказал задумчиво:
– Я, пожалуй, буду стирать память у всех, кому она не по делу ….
ЮБИЛЕЙ АЛЬМА МАТЕР
– Слушай, Толя, а наш институт решил юбилей отметить. Ты как?
– Обязательно, если буду в Москве.
– Как думаешь, что-нибудь из продукции им подбросить для выставки?
– Это требует серьезного раздумья …
– Вот, вот. Забегай, подумаем.
А на другой день появилось объявление: «Всем, кто кончал наш дорогой институт как бы он теперь не назывался. Шею мыть и думать, чем хвастаться сбудем на юбилее!»
Свиридов ограничился модным костюмом и скромным институтским «поплавком», Дементьев не удержался и щеголял в генеральской форме с золотой звездой. Но в форме выпускников было немного …
Но зато отыгрались дамы. Такого великолепия и разнообразия даже ожидать было сложно!
– А ты еще стеснялась надевать украшения, – шепнул Свиридов Тоне. – Давай, отправляйся в туалет и прихорашивайся.
Тоню помнили. Но среди горжеток и муфт, гипюра и умопомрачительных разрезов Тоня сразу выделилась. Короткое черное платье – но как сшито! А на скромной шелковой ленточке на шее отбрасывал черные искры крупный бриллиант.
И как она держалась! Чуть подкрашены волосы, величавая поступь рядом с Толей.
И такие неожиданные пять орденов на груди.
Модные дамы срочно разыскали реликтового старика – специалиста по драгоценным камням. Его разыскали, притащили, он обрадовался Тонечке, и его долго пришлось ориентировать на интересующий всех дам объект.
Старик всмотрелся, даже попросил разрешения взять на руку, поворачивая к свету…
А потом зашептался со Свиридовым.
Когда дамам удалось отцепить старика от Свиридова и прижать его к уголке, то он сказал.
– А вы что, сами спросить не могли? Это редчайший черный алмаз, тридцать карат. Огранка уникальная, я такой никогда не видел …
А выпускники сруппировались по годам, и кто-то съехидничал.
– Смотри, Дема хоть звездочку заслужил. А что же ты, Свиридов, один поплавок нацепил?
Многие смолкли, а Дементьев без всякого почтения взял болтуна за воротник.
– Ты как был обсевком, так и остался! Да если он все свои звезды, ордена да премии наденет, то носильщик понадобиться!
– Носильщик – не носильщик, – негромко добавила Тоня, – но звону было бы много.
Но зато отсутствие «иконостаса» позволяло Свиридову общаться с любым из выпускников запросто. Не нахватал звезд человек – что делать, но зато Свиридов находил то, что интересовало этого уже немолодого специалиста – неважно, пусть рыбки, цветы, попугаи, фотография или еще что-нибудь …
И обязательно находил интереснейшие мелочи для обсуждения ….
Женщин было мало – всего две. Одна стала переводчицей, а другая риелтером.
Обе были упакованы по полной программе, но посмотрев на Тоню они даже подойти к Свиридову побоялись …
СВЕТИ
Свиридов очень медленно шел с гитарой в руке к Дому культуры.
И то, как задумчиво он шел, останавливало людей.
И хотя никакого концерта не предполагалось, но из всех подъездов к «Дому культуры» потянулись цепочки людей.
Свиридов долго стоял на сцене молча.
Молчали неподвижные музыканты.
Потом он очень осторожно тронул струны гитары.
Вот
поворот
какой
Делается
рекой.
Можешь
отнять
покой,
Можешь
махнуть
рукой,
Что-то необычное было в голосе Свиридова.
Казалось, полным голосом звучала гитара, негромко и с большим чувством раздавался голос, наполняя весь зал.
Музыканты молчали.
Можешь
уйти
в метель,
Можешь
стелить
постель,
Можешь
качать
всю ночь
У колыбели дочь.
Он как-будто просил кого-то, обращался прямо к другому человеку.
Можешь
отдать
долги,
Можешь
любить
других,
Можешь
совсем
уйти -
Только свети,
свети.
И эти последние слова Свиридов произнес так, что в зале установилась мертвая тишина.
Можешь
совсем
уйти -
Только свети,
свети.
А он опустился на пол и положил рядом с собою гитару.
Воевавшие отметили – положил справа от себя, грифом вперед, как винтовку.
Зал молчал, а все посмотрели на ложу – Антонины Ивановны там не было.
Она неслышными шагами в полной тишине вышла из кулисы, подошла к сидящему на полу Свиридову, опустилась на колени и прижала его голову к своей груди.