— Какое счастье! — воскликнула молодая дѣвушка съ такой милой радостью, что Треморъ почувствовалъ свою досаду смягченной. — Значитъ, Мишель, вы охотно согласитесь поддержать этихъ бѣдныхъ влюбленныхъ, убѣдить Жака? Увѣряю васъ, что Поль искрененъ и Симона…
— Я сдѣлаю все отъ меня зависящее, Сюзанна, — сказалъ онъ серьезно. Я думаю, какъ и вы, что Поль искрененъ. Онъ могъ быть легкомысленнымъ, лѣнивымъ, но тѣмъ не менѣе онъ добрый малый, очень благородный, очень честный. Онъ небогатъ, Симона также, но они любятъ другъ друга. Все остальное устраивается при нѣкоторомъ стараніи. Было бы большой жестокостью разъединить два существа, имѣющихъ счастье любить и понимать другъ друга!
Сильно сдерживаемое волненіе угадывалось въ голосѣ молодого человѣка. Сюзанна спрашивала себя, не думаетъ ли онъ о Фаустинѣ?
— Я не считала васъ такимъ сантиментальнымъ, — заявила она.
— Я повидаю Жака сегодня вечеромъ, — сказалъ Мишель, не обращая вниманія на замѣчаніе.
Въ передней Кастельфлора онъ остановился.
— До свиданія, — сказалъ онъ.
Сюзанна вздрогнула.
— Вы не подыметесь?
— Нѣтъ, у меня ровно столько времени, чтобы вернуться въ башню Сенъ-Сильверъ. Даранъ обѣдаетъ у меня.
Она оставалась неподвижная, въ какомъ-то уныніи.
— Но вы уѣзжаете завтра съ Робертомъ? — возразила она слабо.
— Все уже условлено. Мы встрѣтимся на вокзалѣ въ 7 часовъ.
Миссъ Севернъ соображала, что бы еще сказать; она не могла допустить, чтобы Мишель разстался съ ней такимъ образомъ.
— Вы мнѣ напишете? — спросила она; мнѣ бы хотелось знать о результатѣ вашего свиданія съ г-мъ Рео.
— Очень охотно; я вамъ напишу словечко до моего отъѣзда. До свиданія.
Онъ пожалъ ей руку и сдѣлалъ движеніе, чтобы удалиться.
— Мишель, — пробормотала она, — не прощайтесь со мной такъ холодно…
Инстинктивно она подставила свой лобъ, освобожденный изъ-подъ бѣлой соломенной шляпы; ея голова почти касалась груди молодого человѣка. Тогда онъ быстро прижалъ къ себѣ эту довѣрчивую головку и, наклонившись, поцѣловалъ закрывавшіяся вѣки; затѣмъ, не говоря ни слова, онъ вышелъ.
Это было такъ быстро, даже такъ внезапно, что, почувствовавъ себя счастливой, успокоенной, опьяненной надеждой, Сюзи спрашивала себя, что слѣдуетъ ей думать, и было ли это нѣжная ласка любви или только снисхожденья, и она стыдилась себя самой, стыдилась того, что почти выпросила поцѣлуй, который не думали ей давать.
V.
Въ темнотѣ своей отдѣльной комнаты, въ успокоительной свѣжести постели, гдѣ отдыхали ея натянутые нервы, миссъ Севернъ плакала, и ея слезы были безмолвнымъ признаніемъ любви, которую она долго отрицала или съ которой боролась. Принужденная объяснить себѣ это тайное признаніе, она не смогла бы, впрочемъ, его изложить иначе, какъ слѣдующими довольно странными словами:
„Мишель злой, у него нѣтъ сердца, я не знаю болѣе невыносимаго характера, какъ у него, жизнь съ нимъ становится нестерпимой, но я его люблю всѣми моими силами, я люблю его глупо, этой смѣшной любовью героинь романовъ; онъ въ моихъ глазахъ самый лучшій, самый благородный, самый чудный человѣкъ на свѣтѣ, и для меня жизнь невозможна безъ него“.
Это было полное торжество „романтики“, унаслѣдованной отъ бабушки. Самые невѣроятные проекты волновали умъ маленькой американки. Она намѣревалась поперемѣнно, если Мишель ее не любилъ, возвратиться въ Филадельфію и преподавать тамъ французскій языкъ или остаться во Франціи и постричься въ монахини и, уже въ ребяческой мечтѣ, такъ какъ она и тамъ искала красоты, она видѣла себя очень худенькой, въ длинныхъ складкахъ форменнаго платья, скользящей подобно тѣни въ безмолвныхъ коридорахъ стараго монастыря, въ которомъ будетъ очень много тонкой рѣзьбы и громадный садъ, полный розъ.
Но надежда изгоняла таинственное видѣніе. Сюзи закрывала глаза и чувствовала на своихъ вѣкахъ поцѣлуй Мишеля. Этотъ поцѣлуй былъ такъ нѣженъ, такъ сердеченъ. Затѣмъ все мѣнялось: „Что, если графиня Вронская въ Парижѣ? Если Мишель поѣхалъ съ ней повидаться?…“ И наконецъ она опять немного успокаивалась, повторяя себѣ, что если бы Мишель любилъ графиню Вронскую, зная, что она вдова, онъ не просилъ бы руки молодой дѣвушки, съ которой ничто его не связывало. Кто знаетъ, можетъ быть, по возвращеніи онъ станетъ лучше, болѣе снисходителенъ; можетъ быть, счастье было совсѣмъ близко?… Кто знаетъ?
И радостная дрожь пробѣгала по ея жиламъ; Сюзанна отдавалась этой надеждѣ, опьянялась ею, какъ восхитительнымъ ароматомъ.
На слѣдующій день, когда она проснулась, ей принесли обѣщанное Мишелемъ письмо. Она едва осмѣливалась разорвать конвертъ; долго разсматривала она косой, почти наклоненный влѣво почеркъ, прекрасно ей знакомый, который она глупо любила, находя его въ то же время некрасивымъ.