Окно было открыто; машинально она стала вглядываться въ пустоту. Мысль о самоубійствѣ совершенно не являлась ей въ ея горѣ, но она неожиданно сказала себѣ, мало послѣдовательная: „Если бы я упала внизъ, я была бы довольна: мнѣ кажется, моя смерть его огорчила бы… а если бы я поранилась, онъ бы за мной сталъ ухаживать, онъ сталъ бы со мной нѣженъ… не покидалъ бы меня“…
Она быстро наполнила массой разныхъ вещей чемоданъ, который чудомъ закрылся, затѣмъ позвонила горничную Колетты и, взявъ въ руки, какъ предлогъ, письмо, найденное при входѣ въ ея комнатѣ, она заявила, что, вызванная немедленно въ Парижъ, она отправится туда со слѣдующимъ поѣздомъ, не дожидаясь возвращенія г-жи Фовель.
— Вы скажите барынѣ, — прибавила она, — что я прошу ее меня извинить и что я ей напишу. Я беру съ собой только самое необходимое.
Прислуга Кастельфлора слишкомъ привыкла къ независимымъ манерамъ миссъ Севернъ, чтобы удивиться отъѣзду молодой дѣвушки въ Парижъ безъ провожатаго, что къ тому же она дѣлала уже нѣсколько разъ до возвращенія Мишеля, когда была занята заказами своего приданаго.
— Барышня не получила никакихъ дурныхъ извѣстій? — спросила только горничная.
Сюзанна запротестовала:
— Не совсѣмъ такъ, но личность, вызывающая меня, очень старый другъ, и я не могу отложить свой отъѣздъ.
Такъ какъ каждый день экипажъ отправлялся къ пятичасовому поѣзду за провизіей, прибывавшей изъ Парижа, Сюзанна имъ воспользовалась.
Лихорадочная энергія поддерживала ее.
Теперь, чувствуя потребность надѣяться, она повторяла себѣ, что, можетъ быть, не все еще потеряно. Нѣтъ, она не вѣрила, чтобы Мишель когда либо ее ненавидѣлъ или проклиналъ, это было бы слишкомъ ужасно! Вѣдь иногда казалось, что она любима, между тѣмъ факты, если не объясненіе, которое возможно было имъ дать, остались тѣ же. Вначалѣ Мишель не любилъ свою невѣсту, но позднѣе онъ, можетъ быть, къ ней привязался… Какъ онъ однако золъ, грубъ, жестокъ и въ особенности равнодушенъ съ того дня, когда явилось письмо изъ Барбизона, съ той поры, какъ онъ повидался съ графиней Вронской!
Сюзанна не плакала; даже оставшись одна, она не стала бы плакать. Глаза ея оставались сухи и блестящи, рыданія останавливались въ горлѣ, какъ слишкомъ тяжелыя, и душили ее. У нея сильно болѣла голова.
Случай могъ бы сдѣлать такъ, что Мишель, пріѣхавъ въ пять часовъ, встрѣтился бы съ ней на вокзалѣ; тогда бѣдная маленькая Занна бросилась бы ему въ объятія, сказала бы ему, не разсуждая, безъ гордости, безъ стыда:
— Утѣшьте меня, унесите меня, скажите, что это неправда, что я все это видѣла во снѣ, что вы меня любите, что мнѣ нечего бояться подлѣ васъ… что мы никогда больше не разстанемся!
Но Мишель не пріѣхалъ съ поѣздомъ въ пять часовъ, и Сюзанна, слѣдуя первому побужденію, отправилась подъ какимъ-то предлогомъ просить гостепріимства у м-ль Жемье, управлявшей на улицѣ Сенъ-Перъ скромнымъ пансіономъ для молодыхъ дѣвицъ.
Раньше чѣмъ поступить къ г-жѣ Бетюнъ, Сюзанна провела нѣсколько дней у своей бывшей воспитательницы; она тамъ останавливалась, когда пріѣзжала одна въ Парижъ; здѣсь, по сотнѣ причинъ, будутъ ее искать, и къ тому же не сказала ли она горничной, что уѣзжаетъ по зову стараго друга. Поймутъ!
Первое время она рѣшила не писать. Мишель вернется, вѣроятно, на слѣдующій день въ Ривайеръ. Если, обезпокоенный этимъ поспѣшнымъ отъѣздомъ и не будучи въ состояніи выносить неизвестности, онъ прибѣжитъ къ м-ль Жемье, Сюзанна можетъ счесть себя любимой, и она все разскажетъ своему жениху; если, напротивъ, онъ спокойно будетъ ждать обѣщаннаго Колеттѣ письма, о! тогда все будетъ кончено! И Сюзанна напишетъ… что? она еще не знала. Она знала только, что это письмо — напишетъ ли она въ немъ настоящія причины или выдумаетъ мотивы, — будетъ окончательнымъ разрывомъ, болѣе или менѣе желаннымъ Мишелю. Мысль, что на ней могутъ жениться по долгу или по принужденію, приводила въ ужасъ внучку тети Регины.
Теперь, когда она любила, она хотѣла быть любимой.
О! если бы Мишель пришелъ, если бы, какъ въ прошлый разъ, онъ побранилъ бы Занну, упрекая ее въ ребяческомъ, безумномъ, неприличномъ бѣгствѣ, если бы онъ заставилъ плакать свою невѣсту, какъ на слѣдующій день послѣ бала въ Шеснэ, затѣмъ, — послѣ того, какъ онъ показалъ себя очень злымъ, вспыльчивымъ, ревнивымъ, — сталъ бы на колѣни, какъ въ тотъ день…
Какая это была бы радость, Боже мой, какая радость!
Сюзанна была очень блѣдна, у нея болѣла голова.
Послѣ обѣда, извиняясь сильной усталостью, чтобы избѣжать вопросовъ и нѣжныхъ ласкъ м-ль Жемье, она удалилась къ себѣ очень рано… Когда она машинально раздѣлась, затѣмъ улеглась въ своей маленькой, такой неуютной, такой печальной, несмотря на ея занавѣси съ цвѣточками, комнаткѣ пансіонерки, она смогла наконецъ плакать, разсуждать также… Въ этотъ часъ она начала понимать, еще пока неясно, что ея отъѣздъ былъ безразсуднымъ поступкомъ, что было бы разумнѣе подождать хотя бы возвращенія Колетты и даже возвращенія Мишеля, и что откровенное объясненіе было бы болѣе достойно и въ особенности болѣе выяснило бы, чѣмъ это неразумное бѣгство.