Слѣдуетъ замѣтить къ тому же, что личности, исключительно одаренныя въ отношеніи ума, ищутъ часто интимности несложныхъ натуръ.
Можетъ быть именно необходимо изслѣдовать область мысли, прикоснуться или предугадать ея пределы, чтобы почувствовать вполнѣ превосходство другой области, области чувства, которая безконечна; кромѣ того, какъ выразился кто-то, „сердце стоитъ больше ума, такъ какъ умъ никогда не даетъ сердца, между тѣмъ какъ сердце часто имѣетъ умъ.“
Знать, что есть гдѣ-то на свѣтѣ сердце, на которое можно вполнѣ разсчитывать, которое всегда найдешь готовымъ, это очень утѣшительно, и это невыразимо пріятно во всѣ часы жизни, и хорошіе и дурные. Что за бѣда, если оболочка этого сердца, которому мы обязаны нашей радостью, недостаточно тонко отдѣлана.
По крайней мѣрѣ такъ думалъ Мишель, и — странная вещь — лѣнивый ученикъ лицея, изобрѣтатель эликсира Мюскогюльжъ, наивный туристъ Булакскаго музея былъ единственнымъ существомъ, которому онъ добровольно дѣлалъ кое-какіе намеки о своей внутренней жизни, единственнымъ, которому изрѣдка позволялось читать въ его душѣ, замкнутой для всѣхъ.
IV.
Выйдя изъ ресторана, гдѣ они позавтракали, молодые люди спустились по улицѣ Ройяль. Въ этотъ мартовскій день, хотя Мишель не пускался съ нимъ въ откровенности, Даранъ скоро понялъ, что его другь былъ озабоченъ; къ тому же, поговоривъ о пустякахъ, Мишель замолчалъ, покусывая слегка свою нижнюю губу, что всегда служило у него признакомъ дурного настроенія.
Былъ одинъ изъ тѣхъ чудныхъ парижскихъ дней, когда всюду встрѣчаешь таинственно переносящуюся по воздуху весну. Вотъ она въ видѣ хрупкой молодой дѣвушки въ свѣтломъ платьѣ, она же, невидимая, въ ароматѣ левкоевъ, продаваемыхъ по краямъ тротуаровъ! Цвѣты, цвѣты, цвѣты! Они всюду, и въ рукахъ дѣтей и на корсажахъ дамъ, за ушами лошадей; забывая о важномъ содержимомъ своихъ портфелей, дѣловые люди несутъ цвѣты въ рукахъ, ими нагружены спины разсыльныхъ, кухарка хранитъ въ уголкѣ своей корзины пучекъ свѣжихъ жонкилей и кудластый мальчишка держитъ въ зубахъ фіалку. Цвѣты, цвѣты; ихъ видишь, ихъ обоняешь, ихъ угадываешь среди разнообразія торжествующихъ на солнцѣ колоритовъ города, они гармонируютъ съ улыбкой радости на интеллигентныхъ лицахъ прохожихъ.
Въ Елисейскихъ поляхъ, подъ деревьями, группы дѣтей бѣгаютъ посреди громадныхъ облаковъ золотистой пыли, а на скамьяхъ старые люди грѣются съ блаженнымъ видомъ; кажется, что подъ этимъ нѣжнымъ голубымъ небомъ всѣ печали забыты и для каждаго уготовано счастье.
— Уже 30 марта! Какъ проходитъ время! У насъ уже опять весна въ полномъ разгарѣ.
Сдѣлавъ это оригинальное замѣчаніе, Даранъ взялъ вдругъ подъ руку Мишеля, не отвѣтившаго ему ничего.
— Я отдалъ бы всѣ мои коллекціи и даже тотъ необыкновенный потиръ, о которомъ я только что говорилъ, чтобы только видѣть тебя счастливымъ, мой старый Мишель, — сказалъ онъ.
Мишель вздрогнулъ.
— Счастливымъ! Но откуда ты взялъ, что я не счастливъ?
Они говорили другъ съ другомъ на ты по старой лицейской привычкѣ.
Даранъ пожалъ плечами.
— Нѣтъ, ты не счастливъ! — продолжалъ онъ. — Ахъ! какъ досадно. Хоть бы какой нибудь добрый воръ оказалъ тебѣ въ одинъ прекрасный день услугу, лишивъ тебя какихъ нибудь 50 тысячъ ливровъ дохода!
— Ты восхитителенъ! — воскликнулъ Треморъ съ веселой улыбкой. — Развѣ я дѣлаю глупости со своими средствами?