Право, эта увѣренность Сюзанны, когда онъ вспоминалъ о той задачѣ, которую ему нужно было исполнить, была ему настолько дорога, что нѣкоторое волненіе, вызванное столько же смущеніемъ, какъ и благодарностью, прозвучало въ этомъ „ благодарю“ лишая его всякой подозрительной пошлости. Но владѣлецъ башни Сенъ-Сильвера запутывался все болѣе и болѣе. Напрасно онъ призывалъ на помощь всю свою волю, все свое искреннее желаніе дѣйствовать честно, слова застрѣвали у него въ горлѣ, и онъ не въ состояніи былъ сказать:
— Я ждалъ этого момента, желая сообщить вамъ, что вы были обмануты глупо, гнусно…
Къ тому же миссъ Севернъ не считала ихъ помолвку окончательной. Что обозначалъ ея намекъ на возможный разрывъ? Хватаясь за этотъ предлогъ, Мишель цѣплялся за надежду на препятствіе со стороны самой миссъ Севернъ. Онъ ждалъ.
— У васъ видъ… необщительный въ сегодняшнее утро, кузенъ?
— Я часто бываю такимъ, — подтвердилъ Мишель.
И онъ подумалъ, что вѣроятно молодая дѣвушка удивляется его немного холоднымъ или по меньшей мѣрѣ страннымъ манерамъ.
— Колетта мнѣ объ этомъ говорила; она мнѣ много говорила о васъ. Не думаете ли вы, что она немного желала нашего брака?
— Я въ этомъ убѣжденъ… Она его очень сильно желала.
— Но?
— Но если ея немного слѣпая любовь ко мнѣ не могла желать лучшаго, мнѣ кажется, что… ея нѣжность къ вамъ могла бы быть болѣе требовательной.
Миссъ Севернъ принялась смѣяться.
— Мнѣ очень хочется повторить вамъ слова г-жи Бетюнъ: ужъ не добиваетесь ли вы комплимента?
— Комплимента? Ахъ, Боже! нѣтъ, я васъ увѣряю!
И невольно онъ сказалъ эту фразу съ грустью.
Сюзанна замолчала, заботливо снимая сухой листъ, приставшій къ ея платью, затѣмъ неожиданно, поднявъ нетерпѣливымъ жестомъ волосы, сползавшіе ей на лицо, она остановила на Мишелѣ свой открытый взоръ.
— Если мнѣ захотѣлось съ вами поговорить, — сказала она, — это потому, что… потому, что, откровенно, я не считаю себя женой, какая вамъ нужна.
Мишель вздрогнулъ.
— Почему?
— По множеству причинъ: во-первыхъ, потому что вы необыкновенный человѣкъ, а я — маленькая ничтожная женщина. О! не протестуйте, вы меня такъ мало знаете, что похвала была бы слишкомъ банальна. Затѣмъ, потому что вы что-то въ родѣ поэта, прозаическаго поэта, если хотите, но мечтателя, существа, влюбленнаго въ химеры… а я личность очень положительная. Вы, вѣроятно, замѣтили двѣ категоріи „барышенъ-невѣстъ“: одна — дѣвушекъ-мечтательницъ, другая — матеріалистокъ. Я знаю третьихъ: молодыхъ дѣвушекъ — разсуждающихъ, къ которымъ принадлежу я, такъ какъ я хвалюсь тѣмъ, что нисколько не корыстолюбива, но не могу ни въ какомъ случаѣ похвалиться тѣмъ, чтобы я была сантиментальна.
Между тѣмъ какъ она говорила, очень легко выражаясь по французски съ забавнымъ американскимъ акцентомъ, Треморъ смотрѣлъ на нее.
Въ англійскомъ костюмѣ съ высокимъ воротникомъ, бывшемъ на ней это утро, миссъ Севернъ гораздо болѣе походила на велосипедистку „Зеленой Гробницы“, чѣмъ на изящную барышню, видѣнную имъ наканунѣ. Но она на нее походила, какъ старшая сестра; мальчишеская живость ея манеръ смягчалась женственной граціей. Въ „Зеленой Гробницѣ“ она показалась Мишелю маленькой и хрупкой; но она была лишь нѣжная и очень тоненькая съ лицомъ цвѣта розоватаго снѣга, того, который хлопьями падаетъ въ апрѣлѣ съ фруктовыхъ деревьевъ въ цвѣту. Ея волосы, очень рѣдкаго пепельно-каштановаго оттенка, очень мягкіе, вились пышно, обрамляли тяжелыми естественными волнами ея маленькую головку, не нарушая ея легкой граціозности и завивались на затылкѣ и на лбу, который красиво открывала прическа; ея ротъ красиваго рисунка часто улыбался съ искреннимъ прямодушіемъ, давая скорѣе угадать, чѣмъ увидать ея мелкіе бѣлые зубы; глаза ея освѣщали все лицо. Это были чертовски болтливые глаза, запечатлѣвшіеся въ памяти Дарана, глаза голубые, немного влажные, сіяніе которыхъ, однако, было веселое, подобно прекрасному солнечному дню; глаза, которые широко открывались, сгибая дугой брови, въ удивленіи передъ всякой бездѣлицей, или удлинялись, нѣжно кокетничая, опуская почти черныя рѣсницы, чтобы скрыть лукавое выраженіе своихъ зрачковъ; глаза, которые, казалось, всегда хотѣли что-то сказать или о чемъ-то умолчать, оказать милость или испросить пощаду, сами по себѣ обладавшіе обольстительной прелестью, высшей очаровательностью. Глаза эти, которые смягчили бы людоѣда изъ „Мальчика съ пальчикъ“, и часто являлись бы мечтамъ менѣе зачерствѣлаго отшельника, чѣмъ обитатель башни Сенъ-Сильверъ, имѣли своимъ соучастникомъ мало классическій и довольно дерзкій носъ, трепещущія ноздри котораго поминутно расширялись, какъ бы для того, чтобы лучше вдыхать въ себя жизнь.