Нѣсколько дней спустя послѣ визита Бетюна молодой человѣкъ встрѣтилъ Клода у двери лицея Кондорсе, выслушалъ съ безстрастнымъ челомъ приличествующее случаю поздравленіе, обращенное къ нему, и отвѣтилъ на него въ тонѣ большой естественности, чувствуя, впрочемъ, что за нимъ внимательно слѣдили.
Переходя къ другому предмету разговора, Клодъ выбранилъ лицей, мѣшавшій ему сопровождать его мать во Флоренцію и вообще встрѣтиться со своими родителями въ Дьеппѣ раньше конца іюля; затѣмъ онъ перешелъ къ женитьбѣ своего стараго пріятеля Тремора на его новой знакомой миссъ Севернъ, которую онъ встрѣчалъ въ Каннѣ во время новогоднихъ каникулъ и затѣмъ недавно въ Парижѣ и которую осыпалъ дифирамбическими похвалами; она покорила его сердце положительно замѣчательнымъ искусствомъ въ спортѣ. Онъ не рискнулъ задать вопросъ или сдѣлать какой-нибудь опасный намекъ, вѣроятно, надѣясь на то, что его ни въ чемъ не подозрѣваютъ. Конечно, онъ былъ удивленъ и даже немного испуганъ послѣдствіями своей шалости. Можетъ быть даже, эти послѣдствія показались ему столь огромными, что онъ не могъ допустить мысли, что на совершившійся фактъ могло оказать сильное вліяніе такое маловажное существо, какъ онъ, следовательно, ему не приходилось ни раскаяваться въ своемъ поступкѣ, ни имъ кичиться.
— Совершенно неожиданно, не такъ ли, старина? — спросилъ онъ своимъ низкимъ, спадающимъ голосомъ.
— Именно, — отвѣтилъ, смѣясь Мишель.
— И шикарной же парой будете вы оба! — заключилъ онъ съ восторгомъ. Затѣмъ, приподнимая портфель, который онъ несъ переполненный книгами:
— До свиданія, дружище, мы болѣе не увидимся до осени. Кажется, въ этомъ году предполагаютъ зарыться въ Дьеппѣ до начала охотничьяго сезона!
— До свиданія, мой Клодъ, не падай духомъ! — отвѣтилъ Мишель, пожимая руку лицеисту.
И они разстались.
— До свиданія, маленькій негодяй! — добавилъ мысленно новоиспеченный женихъ. — Если бы я зналъ навѣрно, что это твоя продѣлка, я убѣжденъ, что не удержался бы отъ удовольствія надрать тебѣ уши.
Вообще же теперь, когда приближался часъ его отъѣзда, Мишель, не очень строгій къ другимъ и снисходительный къ себѣ самому, былъ вынужденъ сознаться, что одной этой случайности, шалости Клода, было бы недостаточно, чтобы выдать его, безоружнаго, планамъ Колетты, и чувствовалъ себя готовымъ на уступки.
Нужно было возбуждающее веселіе г-жи Фовель, чтобы вывести его изъ благодушной неподвижности, съ которой онъ далъ себѣ слово ожидать развертыванія событій.
Уѣхать, все заключалось въ этомъ словѣ! Вдали отъ Парижа и Ривайера онъ еще разъ сможетъ оставить за собой настоящія заботы и отдаться радостямъ, столько разъ уже испытаннымъ, забвенія своей личности, перевоплотиться нѣкоторымъ образомъ, благодаря пребыванію въ странѣ, отличной отъ родной страны.
Это наслажденіе, онъ его сильнѣе чувствовалъ на разстояніи, возстановляя его въ своей памяти, можетъ быть, преувеличивая его, и опьянялъ себя воспоминаніями объ этой полной приключеній жизни, утомившей его въ свое время, но которая, отступивъ въ прошлое, приняла соблазнительный обликъ, представлялась ему внезапно прекрасной и притягательной, подобно всѣмъ благамъ, о которыхъ сожалѣешь, когда они потеряны, и которыми иногда пренебрегалъ, когда владѣлъ ими.
Два мѣсяца беззаботности, перемѣнъ, два мѣсяца свободы! Предвидимыя въ будущемъ событія таяли, исчезали въ туманѣ…
Уѣхать! уѣхать! да! въ этомъ было все!
II.
Наканунѣ этого пламенно желаннаго отъѣзда, Мишель обѣдалъ въ Кастельфлорѣ, гдѣ г-нъ и г-жа Фовель только что поселились вмѣстѣ съ дѣтьми, радостно встрѣтивъ Сюзанну, свободную за отъѣздомъ г-жи Бетюнъ.
Архитекторъ, строившій Кастельфлоръ, подражалъ немного строителю Тріанонъ, [18] и Колетта омеблировала его въ этомъ духѣ, но очень легко и свѣжо съ уступками „modern style“ въ выборѣ и распредѣленіи свѣтлой, затканной букетами кисеи, въ покрытыхъ лакомъ стульяхъ, въ изящныхъ этажеркахъ, въ оригинальныхъ и милыхъ бездѣлушкахъ, въ большихъ стройныхъ лампахъ съ причудливыми абажурами, въ нѣжной живописи, блѣдной и немного химерической, въ длинныхъ хрупкихъ вазахъ, живыхъ цвѣтахъ, безпрестанно возобновляемыхъ, въ утонченномъ нѣжномъ изяществѣ, которое она любила и отъ которого ея красота получала гармоническую очаровательность. Паркъ съ его громадными аллеями изъ грабинъ, высокими и тѣнистыми, какъ церковные своды, съ его лужайками-долинами, съ тѣнью липъ и дубовъ, гдѣ тамъ и сямъ въ зеленой полутѣни бѣлѣлись статуи, спускался отлого до Серпантины, скромнаго протока, привѣтливо ласкавшаго берега парка. И къ тому море цвѣтовъ.