Дѣти смѣялись и болтали въ восторгѣ отъ „праздника“, восхищались странными цвѣтами на сервизѣ, кубками, замѣнявшими стаканы, и геральдическими животными, вытканными красными нитками на грубомъ суровомъ полотнѣ скатерти.
Сюзанна говорила о Робертѣ и Колеттѣ, о дѣтяхъ, о Кастельфлорѣ, объ удовольствіяхъ, которыя она получила, о вновь пріобрѣтенныхъ друзьяхъ. Ея глаза блестѣли, голосъ ея весело звенѣлъ.
— Вы очень любите свѣтъ? — спросилъ Мишель.
— Очень… хотя я его мало знаю.
— Потому что вы его мало знаете, — сказалъ онъ съ удареніемъ.
— Совсѣмъ нѣтъ, чѣмъ болѣе я его узнаю, тѣмъ болѣе я его люблю!
Мишель замолчалъ, и Жоржъ подхватилъ разговоръ:
— Ты знаешь, я ѣзжу верхомъ! — объявилъ онъ совсѣмъ кстати.
Тогда Низетта быстро, задыхаясь и путаясь въ словахъ, разсказала непостижимую исторію о „младенцѣ-лошади“, который былъ очень злой и съѣлъ своего папу.
Взрывъ смѣха Сюзанны, такого молодого и искренняго, заразилъ Мишеля; но Жоржъ давилъ своимъ презрѣніемъ дѣвчурку, упрямо поддерживавшую достовѣрность исторіи. Ей это разсказалъ Поль Рео, и онъ даже зналъ „папу-лошадь“.
— Я даже думалъ о томъ, чтобы пообѣдать у Рео, настолько я чувствовалъ себя одинокимъ сегодня вечеромъ, — сказалъ Мишель.
И онъ почувствовалъ благодарность, такъ какъ ему было бы тяжело бѣжать изъ подъ собственной кровли. Онъ подумалъ, что Сюзанна дѣйствительно была веселая, милая, пріятная и что ея головка выдѣлялась красиво и изящно на зеленыхъ обояхъ стѣнъ.
— Видитесь вы часто съ Рео? — спросилъ онъ.
Рео! Она была безъ ума отъ Рео. Какъ прелестна эта Тереза! Добрая, умная и такая простая! Такъ какъ г-жа Рео лишь на годъ старше Сюзанны, церемонныя отношенiя между ними длились недолго. Черезъ недѣлю онѣ уже называли другъ друга по именамъ; Симона Шазе, совершенное дитя, но какая милая! И Поль былъ превосходный юноша, и г-динъ Рео прелестный человѣкъ… Отъ этихъ восторженныхъ похвалъ хорошее настроеніе Тремора еще выросло. Ему казалось, что г-жа Рео должна была имѣть на Сюзанну благотворное вліяніе.
Этотъ разговоръ продолжался, не смущаемый никакой задней мыслью.
— Я, однако, погрѣшаю противъ всѣхъ моихъ обязанностей, — воскликнула Сюзанна, — я васъ не разспрашиваю о вашемъ путешествіи… Есть путешественники, которые бы мнѣ этого не простили…
— О! — замѣтилъ довольно меланхолично молодой человѣкъ, — путешественники любятъ говорить о своихъ путешествіяхъ, чтобы разсказывать о себѣ самихъ… Я же не нахожу себя достаточно интереснымъ, чтобы говорить о себѣ…
— Это не то, но у меня были ваши письма. Они были очень хороши, ваши письма. Мнѣ казалось, что я читаю статью изъ „Revue des Deux Mondes“, — утверждала Сюзанна съ тѣмъ спокойствіемъ, которое заставляло часто сомнѣваться: шутитъ она или говоритъ серьезно.
Задавая себѣ вопросъ, была ли эта фраза похвалой автору писемъ или наоборотъ критикой писемъ жениха, Мишель поклонился.
Она продолжала:
— Не скажу, чтобы это вызвало у меня охоту поѣхать на Сѣверный полюсъ. Я тамъ заболѣла бы сплиномъ.
Тогда, находясь еще подъ обаяніемъ страны, покинутой имъ, Мишель сталъ восхвалять ея меланхолическую и мечтательную прелесть, круговоротъ ея бурной и торопливой жизни, этотъ чудесный долгій день, эту обильную растительность, это лихорадочное веселіе, которые, казалось, спѣшатъ появиться и расцвѣсть, какъ бы неся въ себѣ сознаніе своей скоротечности.
Потомъ съ предметовъ онъ перешелъ на людей.
Сюзанна слушала его, удивленная, заинтересованная, говоря сама лишь настолько, чтобы Мишель могъ сохранить убѣжденіе, что за нимъ слѣдятъ и его понимаютъ. До того въ ихъ разговорахъ онъ заставлялъ говорить невѣсту гораздо больше, чѣмъ говорилъ самъ.
Но вскорѣ онъ остановился и принялся смѣяться.
— Ну, — сказалъ онъ, — я поддался общей слабости путешественниковъ и сталъ вамъ разсказывать похожденія моего воображенія въ Норвегіи. Часто упрекаютъ путешественниковъ въ недостаткѣ правдивости, жалуются на ихъ лживые или мало искренніе разсказы. Такимъ образомъ, люди вполнѣ умные, возвращаясь съ Востока, напримѣръ, говорятъ вамъ: Востокъ, — но онъ не существуетъ, я искалъ синевы, золота, великолѣпія, грезъ; я нашелъ грязныя улицы, мало симпатичное народонаселеніе и бракъ базаровъ улицы Оперы! Тотъ, кто описалъ Востокъ, какъ страну чудесъ — солгалъ! Но тотъ не солгалъ, кто видѣлъ, дѣйствительно видѣлъ, — не сомнѣвайтесь, — и прекрасное небо, и прекрасныя мечети, онъ даль себя захватить этому невѣдомому, неизвѣстному ему до того, очарованію… Только первый путешественникъ, умный или нѣтъ, не былъ, конечно, неправъ… И не спрашивайте меня, кто изъ двухъ путешественниковъ видѣлъ правильно… Можетъ быть, вы были бы теперь изумлены, если бы знали Норвегію!