Теперь не противъ Лангилля, но, вѣроятно, противъ себя самого, онъ былъ раздраженъ въ эту минуту, и это состояніе духа плохо настраивало его въ пользу другихъ.
— Послѣдній вышедшій, — сказала снисходительно молодая дѣвушка.
— Ну?
— Я васъ спрашиваю, могу ли я его читать; Колетта меня упрекаетъ, что я вообще не въ курсѣ новинокъ.
— Я не знаю, я его не читалъ.
— Ахъ! это конечно достаточная причина.
Мишель принялся вновь курить, устремивъ глаза на уже темный паркъ; черезъ нѣсколько минутъ Сюзанна начала вновь:
— Вы знаете, Пепа больна?
— Ваша лошадь? Да. Я ее даже осмотрѣлъ сегодня; это ничего.
Новое довольно продолжительное молчаніе.
— Мишель, я нахожу г-жу Рео очаровательной; чѣмъ болѣе я ее знаю, тѣмъ больше я ее люблю,
— Ахъ! тѣмъ лучше.
— Мы будемъ часто видѣться съ ними въ Париже, неправда ли? когда… когда мы будемъ женаты.
— Съ кѣмъ?
— Съ Рео.
— Если вамъ будетъ угодно.
Часы подвигались, но только часы, а не дѣла Сюзанны. Мишель долженъ былъ уѣхать. Смутно молодая дѣвушка сознавала, что что-то въ отношеніяхъ между нею и ея женихомъ будетъ непоправимо разбито, если они разстанутся такъ, и она испытывала тоску.
— Мишель, — сказала она вдругъ, дѣлая надъ собой большое усиліе, — какъ вы были несправедливы къ этому бѣдному Лангиллю во время крокета!
— У него страсть играть, а онъ не умѣетъ держать молотокъ, — отвѣтилъ съ убѣжденіемъ молодой человѣкъ, какъ будто бы выигрывать партіи въ крокетъ было однимъ изъ самыхъ важныхъ интересовъ его жизни.
— Я этого не отрицаю, но намъ нуженъ былъ восьмой.
— Основательная причина! Я бы взялъ два шара.
— Послушайте Мишель, — сказала мягко молодая дѣвушка, — сознайтесь, что крокетъ васъ вовсе не такъ интересуетъ, а вы были просто въ дурномъ расположенiи духа?
Мишель съ нетерпѣніемъ бросилъ папиросу.
— Сюзанна, мы уже поссорились изъ-за этого… Лангилля. Я согласенъ съ вами, что у меня былъ довольно глупый взрывъ гнѣва, но вы дурно поняли мои слова.
— Пусть будетъ такъ; не будемъ спорить объ этомъ. Мнѣ хотѣлось бы только, чтобы ни одно облако не существовало между нами изъ-за такой ничтожной причины, Мишель.
— Сюзи, что мнѣ было досадно, это то, что вы сказали, будто я ревную. Ревновать — мнѣ, къ Лангиллю! Вотъ странная идея! Вы вѣдь вѣрите, Сюзи, что я не ревновалъ къ Лангиллю? Къ тому же я вовсе не ревнивъ по природѣ, — окончилъ онъ безъ смущенія и въ этотъ моментъ почти вѣря тому, что говоритъ.
— Однимъ словомъ, все забыто, не такъ ли? — сказала молодая дѣвушка. — Друзья?
— Друзья, Сюзи.
Онъ взялъ и пожалъ руку, протянутую ему; такимъ образомъ разговоръ окончился такъ, какъ бы могъ начаться; но это все таки было не то же самое, и Сюзи это чувствовала, хотя она себя поздравила съ тѣмъ, что оказалась ловкимъ дипломатомъ.
Размышленія Мишеля въ то время, какъ онъ возвращался пѣшкомъ въ башню Сенъ-Сильвера, были къ тому же менѣе всего оптимистическія. Они клонились къ тому плачевному заключенію, что Сюзанна и онъ рѣшительно не понимали другъ друга, и что всякое дѣйствительное согласіе между ними представлялось все менѣе и менѣе возможнымъ.
О! какъ опасно оставаться идеалистомъ, несмотря ни на что! Въ продолженіе болѣе мѣсяца онъ представлялъ себѣ, что онъ наконецъ достигъ этого относительнаго счастья, состоявшаго въ спокойствіи, мирной привязанности, нѣжной интимности, къ которому онъ стремился. Сюзи конечно не была той женщиной, въ которую онъ могъ влюбиться, но одно мгновеніе ему казалось, что онъ нашелъ въ ней друга, прелестнаго, желаннаго „товарища“, о которомъ мечталъ. Прежде всего его очаровалъ этотъ изящный и рѣшительный умъ; затѣмъ въ одинъ вечеръ онъ видѣлъ свою невѣсту у изголовья умершей, полную смиренія, и онъ самъ почувствовалъ свое сердце столь эгоистичнымъ подлѣ этого дѣтскаго сердца, широко раскрытаго для любви къ ближнему! Въ тотъ вечеръ волненіе, охватившее Мишеля, было глубокое, сильное… Но на слѣдующій день пришлось все таки убѣдиться, что молодая девушка, такъ нѣжно благодарившая его въ передней Кастельфлора, была та же, которая танцовала „skirt-dance“, не боялась при случаѣ выкурить папироску, любила до безумія красивые туалеты и вальсы и которая никогда бы не согласилась выйти замужъ за человѣка безъ средствъ.
Чтобы глубже проникнуть въ эту двойственность личности, Мишель хотѣлъ видѣть Сюзанну въ свѣтѣ, онъ за ней тамъ наблюдалъ. Теперь онъ убѣдился: миссъ Севернъ была рѣшительно и прежде всего кокетка, маленькая дьявольская кокетка, которая до самозабвенія опьянялась своей собственной прелестью и тупоумной лестью окружавшихъ ее. Но если Мишель чувствовалъ мало симпатіи къ молодымъ эксцентричкамъ, то кокетокъ онъ ненавидѣлъ!