Ея нѣжное изящество, сіяніе ея тонкой бѣлокурой женственности раскрывались болѣе законченными, болѣе привлекательными, она это знала, и это радостное сознаніе своей красоты искрилось въ ея словахъ и въ ея улыбкѣ, придавало безконечно много выраженія этой красотѣ.
Ею любовались, ее окружали, какъ маленькую королеву, и въ удовольствіи отъ своего тріумфа, она чувствовала себя очень доброй, очень снисходительной. Всѣ мужчины казались ей очень любезными, всѣ женщины — прекрасными и весь міръ плѣнительнымъ.
Одинъ моментъ она съ удовольствіемъ увидѣла Мишеля, танцующаго съ Маргаритой Сенваль, такъ какъ ей хотѣлось, чтобы всѣ веселились, какъ она.
Она думала, что онъ придетъ затѣмъ пригласить ее. Она, отказывая всѣмъ, хранила для него котильонъ, повторяя себѣ, что онъ безъ сомнѣнія придетъ его просить. Она испытывала желаніе танцовать еще съ Мишелемъ; это желаніе заключало въ себѣ потребность удовлетворенной гордости и можетъ быть также другое болѣе смутное чувство, которое Сюзи затруднялась опредѣлить. Но Мишель не пришелъ.
Отъ времени до времени миссъ Севернъ его замѣчала. Онъ спорилъ съ серьезными людьми, онъ разговаривалъ, немного склонившись, съ какой-нибудь особой въ платьѣ „mauve“, бывшей только зрительницей на балѣ или, одинокій, стоя въ амбразурѣ двери, смотрѣлъ передъ собой со скучающимъ видомъ. Нѣсколько разъ, танцуя, она старалась ему улыбнуться, но, несмотря на то, что она близко проходила мимо него, хотя она почти задѣвала его своимъ платьемъ, онъ ея не видѣлъ или не хотѣлъ видѣть. Тогда она разсердилась и притворялась, что не замѣчаетъ Мишеля, скользя передъ нимъ въ головокружительномъ вальсѣ, не смотря совсѣмъ въ его сторону. Она прояснилась, когда молодой человѣкъ, наконецъ, пришелъ предложить ей руку, чтобы свести ее въ буфетъ, но она прекрасно сознавала, что она и Мишель не были въ одинаковомъ настроеніи, онъ, спокойный, немного вялый, она, возбужденная, очень живая, съ пылающими щеками.
Треморъ отказался вести свою невѣсту въ галлерею, гдѣ окна были настежь открыты; онъ усадилъ ее въ оранжерею за маленькій ивовый столикъ. Временами они оставались совершенно одни.
— Скажутъ, что вы завладѣваете мной въ исключительное пользованіе! — воскликнула молодая дѣвушка.
— Признайтесь, однако, что это будетъ нѣсколько преувеличено, — отвѣтилъ Мишель.
И онъ добавилъ довольно весело:
— Робертъ уѣхалъ, и вотъ уже часъ, что вы и Колетта поручены мнѣ… у меня нѣтъ никакого желанія, чтобы вы схватили воспаленіе легкихъ въ буфетѣ.
— Бѣдная Колетта! Она правда, веселится сама и конечно не думаетъ обо мнѣ; но, повѣрите ли, если я вамъ скажу, что не имѣла времени обмѣняться съ нею двумя словами сегодня вечеромъ?
— О! этому очень легко повѣрить!
— Стѣснительно ужинать совсѣмъ одной, — заявила вдругъ Сюзанна, поставивъ бокалъ, въ который она только что обмакнула губы. — Почему вы ничего не спросили для себя?
— Просто потому, что я не голоденъ.
Она посмотрѣла на него, затѣмъ, смѣясь тѣмъ смѣхомъ, который бывалъ у нея изрѣдка, такимъ наивнымъ и однако женственнымъ:
— Хотите, мы подѣлимся?
— Нѣтъ, благодарю.
— Тутъ двѣ вилки, одна на моей тарелкѣ, другая въ паштетѣ, мы можемъ ѣсть въ одно время.
— Я не голоденъ, увѣряю васъ.
— О! маленькій кусочекъ, Мишель, совсѣмъ маленькій кусочекъ, я васъ прошу, чтобы мнѣ сдѣлать удовольствіе, — умоляла она.
Наполовину раздосадованный, наполовину развеселенный, Мишель взялъ вилку и послушался. Когда онъ принялъ хлѣбъ, деликатно протянутый ему между двумя пальцами, молодая дѣвушка радостно засмѣялась.
— Къ вамъ такъ идетъ, Майкъ, когда вы перестаете быть серьезнымъ! Иногда серьезные люди бываютъ очень скучны, вы знаете?
— О! я это знаю!… Это было, можетъ быть, самой большой глупостью моей жизни быть серьезнымъ человѣкомъ!
Тонъ, которымъ онъ говорилъ, огорчилъ маленькую королеву вечера; что-то въ родѣ нѣжной жалости увлажнило ея взглядъ.
Она положила свою руку безъ перчатки, очень мягко, на руку своего суроваго подданнаго.
— Нѣтъ, — сказала она, — я не думаю, я думаю, — ваша жизнь очень хороша, какъ она есть.