Он давно уже написал ей письмо, зная, как всегда коротки визиты, как дорога вертолетная минута. Ио теперь бросил работу и кинулся писать, нужно было срочно сказать Кате самое главное. Он даже вздрогнул, когда подошедший Скрыпников сказал:
— Ну, Савельев, давай-ка собирайся. Ты нам сейчас позарез на другой работе нужен.
Шариком подкатился обиженный Каратай:
— Не пойдет. Так не пойдет! Уговора такого не было!
Игорь понял, что всего через час сможет увидеть Катю.
— Погоди, Сань, еще не вечер. Как, Игорь, идешь? Заработок больше, работа поумнее, поставим младшим техником. Ребята там молодые, после техникумов. Нам бы еще десятка два таких — горы бы ворочали!
Их окружила бригада.
— А что за работа? — спросил Игорь.
— Тонкая и точная, сплошная математика. Не высшая, конечно. Тебе называют данные, записываешь и быстро просчитываешь. Ну и поруководить тебе придется...
— Вот это — не по мне. Каждый должен делать свое дело.
— Не отдадим! — подал голос Каюмыч.
— Уж сезон добьем, — заговорили и другие. И, глядя на их лица, чуть ли не обиженные вербовкой начальника, Игорь представил себе, как после его отъезда долго еще будут натыкаться на пустоту хоть в палатке, хоть в вездеходе, хоть в работе, не раз по привычке окликнут «Савельич!», а нет его... Но как соблазнительно увидеть сегодня Катю, говорить с ней, танцевать, может быть, и поцеловать впервые не во сне.
— А! — в сердцах швырнул Каратай свою кепочку оземь и пошел прочь.
— Не могу, Владимир Алексеевич, — устоял Игорь.— Уж сезон добьем — тогда.
Как хоккеисты устраивают кучу налу вокруг забившего решающий гол, так облепили каратаевские парни Игоря. Хлопали по спине, обнимали, толкали в бока: не выдал!
— Ты уж и осерчал, — говорил Саше Скрыпников, тоже радостный от такой сплоченности бригады.
— А как же! Пока из сезонников бригаду собьешь, сами знаете... Теперь, когда объединились, каждая минута, пара рук на счету. А вы мне, стал быть, слона на пешку, Савельева на Кешку меняете?
— Как он, кстати?
— Ничего, мышца округлилась. Не ерепенится больше. Вон, троса мотает.
Скрыпников вместо Игоря Савельева забрал два его письма к Кате.
— Значит, сослали? — смеялся Владимир Алексеевич.
— Сослали. Сразу шелковым стал.
Ну педагог Каратай!
— Нужда заставит...
* * *
На следующий день по радио бригады узнали, что Скрыпников и в самом деле свел по их примеру четыре бригады в две.
Каратай и Кивач «подбили бабки» июля и назначили выходной — можно было позволить себе роздых. Все простои с лихвой наверстаны, дальше можно ставить сверхплановые пункты.
— А, Савельич! — радовался Екимов. — Однако, удачить мал-мала айда!
— Да нечем.
— Ты в энзэ посмотри.
И правда, в жестяной луженой коробке неприкосновенного запаса рядом с сухарями, кубиками бульона, солью и спичками лежал моточек лески с грузилом и крючком. Когда Игорь предложил вырезать по пруту тальника для удилищ, Володя только усмехнулся на такую нелепость. Прихватил ведро, и отправились к дальней песчаной отмели, густо заросшей ивняком и тальником. Песок был белый, намытый веками, плотный, как бетон. Рыбаки выбрали местечко поуютнее, Екимов зачерпнул ведром и выудил из него малька.
— Мотай на ус, Игорек, — показывал он. Разделил малька ножом на три части, насадил на крючки, намотал свою лесу на указательный палец и бросил снасть в воду прямо у берега. «Он же с Енисея!» — вспомнил Савельев. Он еще готовил свою удочку, все удивляясь, как это можно идти ловить без поплавка, удилища, Наживки, с пустыми руками. А Екимов уже подсек и вытянул крупного окуня с растопыренными иглами спинного гребня. Ловко снял его с крючка, поправил ту же насадку и бросил снова. Он ничем не высказал своей радости, действовал сосредоточенно, словно работал. Они враз забросили лески и тут же враз подсекли: клевало с налету. У Игоря, как только ощутил живую упругую тяжесть на пальце, заколотилось сердце. Выбрал лесу — и уже на самом берегу окунь сорвался. Азарт был такой, что Игорь чуть не кинулся в воду за беглецом.
— Спокойней, Игорек, спокойней. Горячий ты больно.
Володя опустил своего второго в ведро. Игорь насадил остаток малька, забросил в метре от берега и тут же начал выбирать — крючок был проглочен, едва коснулся воды. Этот окунь не сорвался, но исколол руки в кровь плавником.
— Под жабры бери. И придави чуть, он рот и раскроет, и иглы уберет, — учил Екимов, впрочем, ненавязчиво, как учил он обращению с буксой или мерзлотой. — В этих местах самая знатная рыбалка. Рыба не знает, что такое крючок, веками непуганая ходит и плодитса. А насадку твой уже прикончил.