— Ах, как все просто! Посмотри, Игорь, как танцует Володя. Это он приходил за тобой на сопку?
— Он.
— Не узнать...
Когда он предложил уйти — уже пели хором, обнявшись, Катя согласилась не колеблясь.
Переступили порог ее дома, и Игорю стало тревожно и жарко, и нетерпеливо от такого близкого, снившегося лица, доверчивых глаз и голоса. Он обнял ее, сжал, отыскал прячущиеся губы, и кровь пошла толчками.
Но тут Катя сделала такую резкую, отчаянную попытку высвободиться, он поймал такой ненавидящий взгляд, что не понял даже, а ощутил, казалось — телом, руками, еще обнимавшими ее, что неприятен, противен ей. Отрезвленный, Игорь выпустил Катю.
— А теперь уходи, — сказала она, оправляя смятое платье.
— Почему?!
— Уходи, — и следующие ее слова были холодны, словно облачка выдохнутого пара в морозном воздухе: — Я-то думала, хоть один может быть человеком, не видеть в первую очередь женщину и во вторую — человека...
— Катя, я же не могу без тебя!
— Ах-ах-ах! Сначала руки, потом слова. Уходи.
Пристыженный и обескураженный, он не мог вернуться в барак. Как в то утро, когда Екимов привел его с сопки, все сразу поняли бы по лицу Игоря, что теперь он получил отставку.
«Ничего не понимаю! — растерянно, зло думал Игорь, пока колесил по поселку. — Кто ей нужен? Что ей нужно? Где я сделал ошибку? А-а, какая там ошибка! Она считает, что нужно быть знакомым не меньше трех лет?.. Улечу завтра к чертям, свет не сошелся! Недотрога! А тебе-то, дураку, казалось, что ты ей интересен! Литература ей интересна! Живой человек — он же не из романа. Улечу!»
Было по-прежнему светло, когда он вернулся к баракам. Хоть полярный день клонился к вечеру — осени, поселок уже обезлюдел, спали. Игорь закурил сигарету, постоял в задумчивости. Вид кладбища, реки, гидропланов на воде как-то незаметно успокоил его, переменил мысли.
«А чего ты хочешь? Если вдуматься, мы знакомы всего три дня. Три встречи, растянутые на полгода... Мы действительно не знаем друг друга...»
Но обида возвращалась, усиливалась: «Вот так и с тем летчиком было, и с Сашей. За нос поводит-поводит, а потом выставит. Да она играет с людьми — накалывает на булавку, рассматривает их, изучает, а когда насмотрится — выбрасывает. Снежная королева!»
Он постоял у какого-то барака, разглядывал снизу освещенное незанавешенное окно и вдруг услышал шум и ругань где-то рядом. Игорь увидел, как за углом какой- то экспедиционник хлещет другого. Оттащил обидчика. И узнал в нем настройщика пианино. Тот на мгновенье заробел, но полез с кулаками и на Игоря, да вовремя узнал и остановился. Савельев отправил обоих спать.
Он и не заметил сначала, что неподалеку стоит и наблюдает сцену еще один человек. Неверный полудневной-полуночной свет скрадывал его черты, и, когда Игорь обернулся, ему показалось, что это фигура отца.
— Савельев? — окликнул голос Скрыпникова. Подойдя ближе и вглядываясь в него, начальник экспедиции будто продолжил разговор: — Ну вот, брат, и конец сезону. Как тебе вечерок?
— Хороший был вечер, спасибо вам.
Игорю хотелось сказать этому человеку, который казался ему рыцарем-одиночкой, что-нибудь подбадривающее, теплое, нестандартное. Потому что в конце банкета отчего-то не поверилось в веселье Скрыпникова и упорно лезла мысль о том, что воюет он с мерзлотой тундры и человеческих душ в одиночку — того и гляди сам замерзнет. Но те слова, что не раз приходили под открытым небом тундры, почему-то не нашлись. Игорь боялся обидеть Владимира Алексеевича состраданием. Да и скомканная встреча с Катей, вовсе не та, какая рисовалась в воображении, к откровениям не располагала, оставила горечь.
— То ли ты лучше не видал? — усмехнулся, не поверил начальник. — Спать хочешь? Не хочешь, с режима свихнулся. Все свихнулись. Э, да ты, я вижу, в минорном настроении. А давай-ка ко мне зайдем! Пошли, пошли! — И они вошли в комнату Скрыпникова. Это ее окно светилось одиноко и ярко, единственное во всем бараке.
— Я, понимаешь, когда ухожу, свет и радио оставляю включенными, — пояснил Скрыпников. — Все не так одиноко при возвращении.
Игорь встрепенулся от такой откровенности, но промолчал.
Это была обычная экспедиционная комната, тщательно прибранная, только на длинном столе в беспорядке нагромождены папки, журналы, длинные рулоны чертежей, простыни карт. Зато в кабинете начальника Савельев не видал ни одной бумаги.
— Кофе хочешь? — спросил хозяин.
— Еще бы! Наверное, лучше уж не ложиться сегодня...
— Тогда мели, Емеля, твоя неделя. — И в ручную мельницу Скрыпников засыпал граммов двести зерен кофе. Игорь вращал ручку с деревянным набалдашником, и по комнате распространялся давно забытый экзотический аромат.