— А то и тяпнем за встречу, — неуверенно добавил он.
— В аэропорт спешу, — отказался Игорь. Новиков остался сидеть на порожках.
Растянутый вдоль берега одноуличный поселок неизбежно проводил Игоря мимо Катиного дома. Он остановился, выкурил белую тугую длинную сигарету из пачки, поданной вчера в ресторане, и заново вспомнил каждое ее вечернее слово...
— Доброе утро, — не удивилась Катя, и глаза ее были полны внутренней сосредоточенности и, казалось, мудрости. — Садись завтракать.
Это было так неожиданно и просто, что Игорь смешался. Выходит, она была уверена, что он придет.
— Я вот убедился, что прав художник Юон, — заговорил Игорь и с улыбкой наблюдал, как готовит Катя их вторую трапезу на две персоны. — Он всю жизнь встает в три-четыре часа утра и считает работу на рассвете самой продуктивной. Человек мудрее всего с восходом солнца.
— И каково же мудрое решение? — без иронии спросила Катя.
— Понял, что не могу оставить этих ребят. Скрыпникова. Тебя. Нужен я здесь, понимаешь.
— Хорошо, что ты говоришь об этом просто. Не надо жертв. — Катя села напротив и взглянула пристально. — Терпеть не могу самопожертвования.
— Какие жертвы, — сказал он устало. — Понимаешь, к настоящему приходишь неожиданно, иногда кружным путем.
— Я рада, Игорь. Мне... было бы худо, если бы ты уехал. Но ты бы не узнал об этом.
— Спасибо, Катя.
— Ешь, ешь давай. Знал бы кто-нибудь, как мне осточертело делать что угодно для себя одной. Я уж соседок заманиваю, лишь бы не одной за столом, — с грустной улыбкой открылась Катя. — Но эта зимовка будет короче других...
1969-1975 гг.