Генка на мой халат и туфли домашние глаза пялит, потом стал импортные журналы разглядывать, ему в диковину, не оторвется. Спрашивает, откуда у тебя такое? Я ему еще «Чешское фото» подбросил и сигаретой «Марлборо» угостил, мелочи, отвечаю, брат в торгпредстве работает, снабжает.
Пока одевался, все обдумал. Мое положение — самое выгодное. Ничего не видел, ничего не слышал. Смену закончил, уехал на базу, отдыхал. О пожаре ничего сказать не могу. А по первому зову, по распоряжению товарища Сергеева сразу же прибыл на буровую — восстанавливать.
Да, видно, горели знатно — в тракторе не продохнуть, гарью разит, жженой пластмассой — они и не чувствуют. Посочувствовал, поахал, порасспрашивал, как дело было, точно: нашему разночинцу головы не сносить. И Постнов, я он уже далеко-далеко, где кочуют туманы. Значит, руководство бригады будет меняться. Сплошные вакансии, и никакого выбора кадров. Значит, товарищ Сергеев уже личные дела шерстит, замену ищет. Пусть ищет!
Если объективно, неплохой он парень, Лунев. Не зарывается, место свое знает, работы усовершенствовал. Но есть на свете закономерность, которую нельзя игнорировать. Поколения идут одно за другим и в той же последовательности должны размещаться в обществе. А если начнется путаница, если старший в подчинении у младшего, а умный у дурака, то успевай тушить пожары. Так что я, может быть, в бригадиры его к себе взял бы. Тут дело в принципе, и одном только принципе. Что у меня, что у бурмистра заработок примерно один, только разными силами дается.
Меня многие спрашивают: почему бы тебе не устроиться где-нибудь па культурную работу, почему в буровиках ходишь? Не понимают товарищи закономерности... Я ведь и в Москве жил, и хорошо понял, что нынче котируются как раз те, кто прошел хорошую школу там, в рабочем коллективе. С такой записью в трудовой книжке перед тобой любые двери откроются — надо лишь уметь подать себя. Наработаешь багаж, тогда и в столице будешь человек, а не сошка. Ну и к тому же денежка. Где еще такие деньги заработаешь?
Мы псковские, лыком шитые, сидим тут в тайге... А личное дело давно в Министерстве геологии, в комиссии по набору специалистов для работы за рубежом. Годика три поработать в развивающейся стране — чем не зять товарищу Окуневу? Бог мой, Верочка!..
— Гена, у почты тормозни!
Вовремя спохватился. Верочка — человек эмоциональный, еще бог весть что в голову возьмет. Надо телеграммку — производственная необходимость и далее — везде люблю-люблю. Ничего, товарищ ей объяснит, конец года, план... Вот Лунева на свадьбу пригласить — он наверняка начальника геоуправления Окунева за столом ни видывал. Пора мне свое холостяцкое положение закрывать, а то ничего, кроме усталости, от этих романтичных сибирячек. Свадьба подождет, тут расклад покерный, если не джокер, то, как минимум, «цвет» на руках.
А мастера — на хлеб намазать и скушать сандвичем.
Глава пятая
БРАТЬЯ
Выла уже полночь, когда Лунев открыл своим ключом дверь квартиры. Жена не спала, стояла в это время " кухоньке. Она собралась крикнуть и, чтобы не закричать, укусила полотенце. Потом Люба беззвучно заплакала, кинулась к нему, начала расстегивать полушубок.
— Где? Где тебя? — трагическим шепотом частила она и все ощупывала его. — Кто?
Виктор остолбенел от такого приема. И догадался: лицо! Остался не на людях, расслабился, вот и сдал сразу.
— Дурочка, — ответил он, видя, что жена ищет кровь. Разделся. Прошел в кухню. Закурил и сел у окна. Оконное стекло отсвечивало черным зеркалом. Глядел в пол, молчал. Губы одеревенели, даже сигареты не чувствовал. Люба с поминутной оглядкой на него ставила на стол могучий провиант: соленые огурцы, рыбу, огромный кусок вареного мяса, без которого муж любой обед не считал едой.
— Спи, — сказал Виктор глухо, как Бирюков, и увидел себя в черном зеркале. Белая-белая лепешка лица. Провалившиеся глаза. Страшно выступающий нос меж двух глубоких боковых морщин, которых вчера не было. Было отчего испугаться Любе.
— Спи-спи, — ласковее проговорил он и пошел умыться. Долго мочил лицо, не отнимая пригоршней. Но, встретившись со своим отражением в настоящем зеркале, отпрянул. Окно не соврало: лицо было бело-зеленым, веки фиолетовыми, белки — кровавые... Люба послушно ушла из кухни, но вернулась с остатками водки в бутылке:
— Выпьешь?
Виктор отодвинул водку. Бутылка качнулась и чуть не упала. Люба гордилась каждым его отказом, не раз говорила гостям, друзьям и родственникам, кто ее Витюшенька не пьет, во всяком случае, пьяным ни разу за три года семейной жизни не бывал. Теперь она не знала, куда деть эту бутылку, вертела в руках, поставила на холодильник, убрала в шкаф.