— Поздно будет, когда посадят.
Тут она заплакала, и за эти дурные бабьи слезы хотелось не обругать и не одернуть ее, а ударить. Виктор выскочил из квартиры, одеваясь на ходу.
На улице он наконец вздохнул полной грудью, в голове посвежело. Заметил, что сверху опускается понемногу обычный при морозе в 40—45 градусов густой якутский туман. Значит, мороз усилился. Все было против мастера. «Хряпнет полсотни, работать нельзя!» — злился он.
Луневу нужно было действовать, действовать немедля, сильно, размашисто, быстро — иначе, он чувствовал, перегреется, перегорит. Бездеятельность душила. Виктор понимал: незачем поднимать Павла среди ночи, но это было действие, маленькое, пусть ложное, а действие, и крупно вышагивал по полутемному городу без огней в окнах. Он кинулся к своему брату инстинктивно, не столько за помощью, сколько затем, чтобы поделиться тяжестью.
Павел Сидельников (братья носили фамилии разных отцов) жил неподалеку, в таком же доме на сваях, на две квартиры, в пяти минутах ходу от Луневых. Дойдя, Виктор пожалел, что путь уже пройден и нет впереди двадцати километров с полной выкладкой за плечами.
Павел не спал, хотя уже лег, и вышел к нему па кухню.
— Ты чего? — спросил он вместо приветствия. И усмехнулся: — Ночевать?
Старший на три года, он в отличие от младшего брата был сух и худ, хотя кость имел тоже широкую. На первый взгляд они казались ровесниками, но, приглядевшись, можно было заметить, что Павел выглядит не старше, а старее: лицо нездорового цвета, под глазами скапливаются морщинки, и кожа сделалась похожей на сухую пленку, пергамент, тронь — порвется. Волосы мысом выходили ко лбу — на Севере, как известно, седеют и лысеют быстро. Если до двадцати лет разница в возрасте выходила обычно в пользу старшего брата и Виктор прислушивался к нему как к отцу, то после двадцати преимущества оказались на стороне младшего. В отношениях братьев появилось полное равенство. Одно тревожило Виктора: Павел начал запивать, крепко, и маленькие дозы уже совсем не брали его. Пьяный, он походил на своего отца, первого мужа матери, с которым она развелась как раз из-за этого, и младший брат тревожился за старшего.
— Выпьешь? — спросил Павел и не огорчился отказом. Приход брата и без того был для него поводом. — Тогда я...
Он перекинулся назад, махнул рюмку. Виктор сел за кухонный стол и рассказал все как есть, не прерываясь. Они курили сигарету за сигаретой. Вышла жена Павла Галина, приготовила чаю и снова ушла, видя, что разговор трезвый, деловой и серьезный. Она не скрывала своей симпатии к Виктору, считала, что младший брат вырос куда лучше старшего, но Любашу недолюбливала и за глаза называла недотепой и курицей. Между братьями, несмотря на холодок меж их женами, взаимопонимание было полное. Их часто ставили в пример родным, но недружным братьям. Трудно было поверить, что это дети не одного, очень хорошего отца. Глядя на них, любой позавидовал бы их умению горой стоять друг за друга. Как это часто бывает, выбор Павла повлиял на выбор и Виктора, и их сестры Ольги — они тоже пошли служит геологии. Олюшка еще училась в техникуме, по писала, что ждет не дождется, когда наконец все трое снова окажутся рядом.
— Да-a, влип ты! — задумчиво сказал Павел. — А втихаря, этсам, без начальства не мог восстановить?
— Хуже вышло бы. Ездил бы, побирался по партиям, кто-нибудь да стукнул бы: мол, погорелец Лунев-то. Тогда совсем сливай воду.
— Верно, начальство любит, чтоб докладывались.
— Они поговорили о бригаде, запчастях, о том, как Виктор думает восстанавливать буровую.
— Может, тебе еще что из дефицита нужно? Я бы, может, на шахте достал.
— Я дам тогда знать.
— Только не звони.
— Я своего парня пришлю. Так надежнее. Был бы верующим — свечку бы поставил, чтоб ни одна душа не вякнула.
— Слышь, может, мне отгулы взять? Недели на две как раз наскребется. Помог бы смонтировать.
— Нет, Паш, ты сразу на себя внимание обратишь. Расспросы начнутся: чего приехал? Ты лучше отсюда мне пособи. С Кузьмичом надо дружбу завести, понимаешь?
— Это в управлении, что ли? Замначальника у Окунева?
— Он. Если дым сюда дойдет, то сначала до него. А ты с ним уже по петухам. Сам знаешь, в любом законе есть верхний предел, а есть нижний. Глядишь, Кузьмич — раз! — и по нижнему проведет. Но гляди не проговорись раньше времени. Ни о чем не проси, просто держи с ним контакт. Просто в друзьях, и точка. Понял?
— Это запросто! — оживился Павел. — Ты все, что надо, говори, мы тут с Галкой провернем. Денег не надо?
— Деньги есть. Но держи наготове: мало ли, скажут, за свой счет оплати.