Странный человек был Пилипенко. Даже с самыми близкими он говорил всегда на повышенных тонах; Владимир Михайлович мог с нажимом орать о новом костюме, отпуске, здоровье жены. К атому надо было привыкнуть, таков был его характер, и Лунев привык уже. Не мог только принять эти важные паузы перед самыми простыми ответами. Сейчас в голосе молодого главного инженера звучало к тому же не то злорадство, не то подкалывание: ага, лауреат, подзалетел?!
— С пены!
У Лунева отлегло. Пена — металлические сани, на которых установлена буровая, — пустяк. Он зашел к главному механику и написал заявку на сварочную установку. Главмех полюбопытствовал, что стряслось, выслушал, сочувственно покивал, развел руками: не раньше обеда. До обеда мастер отправил тракториста бригады Гену Заливако по прежним стоянкам, набрать «сокращенных» геологами керновых ящиков: керн пора вывозить.
— Штук сто брать? — спросил Гена.
— Бери двести. Мы уже тысчонку метров прошли, лежит керн-то.
Тракторист уехал. «Хоть эта бодяга не висит больше!» — мастер почувствовал себя свободнее. Когда дела скапливались, давили, ему хотелось расстегнуть ворот рубашки, освободиться от лишней одежды. Крупный не в меру, он никак не мог привыкнуть к неожиданно выросшему телу. Ему было жарко в любой мороз.
Однако «висело» еще многое. Три члена бригады должны были сегодня вернуться из отгулов, но почему-то задерживались, а Виктор терпеть не мог ждать да догонять. Побаивался, что явятся парни навеселе и придется «власть употребить». Власть оказалась для него самой тяжелой ношей на свете.
От одного вида ящиков с консервами и консервированным молоком, мешков с олениной и говядиной, сиротливо, бездомно лежащих па снегу, у Виктора делалось на душе так, будто он потерял что-то ценное.
Сварщик, на Севере новичок, был, как все новички, старательный и исполнительный. Он вернулся на базу с дальней точки раньше, чем приехали трое выходных рабочих. Вместе с ним мастер погрузил продукты на сани САКа и отправил сварочную установку на буровую. Вот и еще два дела не висят больше — продукты и сварка! Но теперь надо было думать, на чем они сами доберутся до вышки. Да и пообедать пора. Он был чертовски голоден, потому что плохо завтракал в этот день.
Ожидание рабочих, поиски машины, обед отняли еще часа два. День, такой короткий в декабре, был уже на исходе, когда мастер с рабочими сел паконец в «уазик» в по хорошо торенной колее, по следу сварочной установки отправился на буровую. В дороге Виктор не удержался от замечаний рабочему Бирюкову: знает ведь, что его ждут, а застрял где-то, а тут жди, и сколько можно говорить!..
У поворота к буровой они увидели трактор с САКом. Поравнялись, остановились. Виктор вышел к сварщику:
— Ну как?
— Порядок, Виктор Иванович! Там цельный кусок, шестидесятка. Как раз на изгибе разломился, видно, водилом резко дернули.
— Парни там что?
— Анекдоты травят.
— Трактор не вернулся еще? С ящиками?
— При мне нет.
И тут планы мешались! Лунев рассчитывал сегодня же приступить к бурению, но одно цеплялось за другое, и если трактор вернется затемно, куда уж там бурить! А без трактора буровая как без сердца. Он натянул ворот свитера па подбородок и рот, чтоб не заругаться. Рабочие, разговорившиеся было в дороге, снова замолчали: они уже знали, в каких случаях мастер натягивает свитер — на роток накидывает платок. Спокойный, добродушный, даже флегматичный, Виктор, рассвирепев, мог разнести в щепу вагончик.
Он посидел, снял со рта свитер:
— Ну ладно, парни. Было и прошло!
Уже в сумерках над вершинами сосен и лиственниц показался копер буровой. Бригада не спала, сидела в потемках — трактор, их электростанция, еще не вернулся. Бригадир Эдуард Постнов встретил Лунева у кухонного балка с чайником в руке, набитым снегом.
— Как тут, Эдик?
— Порядок. Мог бы еще неделю не приезжать.
Это была шпилька в его адрес: за минувшую неделю мастер приезжал на буровую только раз вместо положенных двух в неделю.
Виктор промолчал.
— -Заварил-то капитально, или назавтра опять вызывать?
— Капитально. Старательный, как девочка. Энтузиаст. По комсомольской, говорит, путевке прибыл.
Мастер пошел смотреть шов. Светил спичками, щупал казалось, все еще теплую сталь. Да, вроде бы крепко сварено. Он сказал Постнову, что трактористу нужно аккуратнее трогаться с места.
Да, водилом порвали, — усмехнулся Постнов. И добавил к своему «порвали» такую поговорку, что мастеру стало не по себе. Бригадир всегда был солод на язык.
УАЗ забрал подменившихся Кандаурова и Кораблева развернулся, ослепил фарами и ушел на базу. После его света стало темным-темно, не разглядеть и руки. Виктор но памяти пошел в балок, больно ударился плечом о косяк, ругнулся.