— Слушай, может, ты на базе...
— Да нету их у Ситова.
— А в Мирный, на склад...
Лунев понимал, что просит о нереальном, что слишком накладно Тучнину ехать в Мирный и снова к нему на линию: конец года, а у него и своя бригада есть. Но, как большинство людей, попавших в несчастье, он обращался за помощью снова и снова к тому, кто больше всех помог.
— Рад бы, Витюха, да... — начал Толик, и Лунева задел этот прямо-таки ласковый, но все же отказ. — Давай так: я на себя выпишу заявку...
— А я пошлю своего парня! — осенило Виктора. Тучнин сел выписывать заявку. Потом мастер взял у него ручку и написал Павлу:
«Паш! Край как нужен подшипник. На всякий случай шлю заявку Тучнина».
Он на секунду задумался, кого послать гонцом, и решил, что лучше всего — Николая Орлова. Николай тут же сел в вездеход.
— Нет, как ты вовремя приехал! — от всего сердца сказал Лунев Анатолию. — Не знаю, что бы я без тебя делал...
От нового прилива чувств он рассказал то, чего и не собирался говорить Тучнину: о Кандаурове и Бирюкове.
— Знаешь что! — отвечал Тучнин. — Веди себя так, будто ничего не произошло. А как развяжешься — гони обоих в шею. Чтоб помнили, как выпендриваться в трудную минуту. Это, Вить, еще раз говорит об одном: надо поскорее установить, кто раскололся. Монтаж и без тебя закончат... Видишь, как он формулирует: вы горели, вы и восстанавливайте!
...Как хотелось Луневу уйти в тайгу, сесть под деревом и сидеть, сидеть, пока не отстоится вся эта голубая в крапинку муть. Одиночества хотелось. И даже лучший друг был в тягость.
В балке стало тесно. Виктор уступил свою кровать Тучнину, спал, сидя за столом. Утром Гена Заливако отвез Анатолия на «расследование».
Глава двенадцатая
ВЛАДИМИР ОРЛОВ
Уж как не лежала душа сюда, в новую бригаду идти, так и вышло. Набрали молокососов зеленых и бурмастера зеленого над ними поставили. Тут же бурить никто не умеет, кроме нас с Димкой. Ну Мотовилов еще так-сяк.
Лихо на нас Толстый прокатился, лихо! Вы, значит, обучите бригаду, а когда дело освоят, мы вас не забудем. Обучили на свою голову! Тот же Алатарцев ни бум-бум был в этом деле, а теперь как же: начальство! — чалдонская твоя душа!
По-хорошему Постнова надо было ставить бурмастером, а Кандаурова к нему бригадиром. Вот кого жалко, так Эдика. Эдик — пахарь. Правильно парни говорили: Лунев? Что там Лунев? Там не Лунев, там Постнов! Лунев на нем только едет. Эдик на прежней буровой Карнаухову славу делал, здесь —- Луневу. Лунев уйдет — он следующему карьеру начнет делать. У Постнова жизнь такая была, что всегда человеком останется. Сирота, флотская душа, всю жизнь в кубриках да общежитиях. Димка тоже пожил-повертелся, понял, что почем. Но начальство знает, кого выдвигать — кто потом ему за это пятки лизать будет, — бессловесных. Уж Димка перед Сергеевым не завибрирует!
А Лунев, не будь пожара, да точно ускакал бы отсюда в новом году в управление куда-нибудь, где потеплее. У нас ведь как: диплом отхватит — и ищи-свищи. Нынче за дипломы и учатся, ни для чего боле. Лунев — он, как бутылка на воде, двадцать раз за день перевернется, то горлом, то дном, и не потонет. Мы надавим — он к нам, начальство надавит — он к нему... э-эх! К Сергееву бегом, за дверью пошушукался — сразу и лес нашелся, и запчасти.... Даже Постнова не пустили, при закрытых дверях... Ну, бурмистр, раз ты такой снабженец умелый, то вот тебе мои унты, и будь добрый, восстанови их заодно с буровой. Я их не на печке лежа прожег, а на производственной необходимости. Пускай теперь акт составят и восстановят. А как же? Так и прокидаться недолго — такие унты!
Справедливость отдать, Виктор правда рабочих не обижал. Наряды закрывал прилично, с керном там управлялся по-своему — умел, короче, умел. Но уж возомнил, вознесся! Ему ж со всех сторон, и в газетах: самый молодой бурмастер! Вот тебе, чтоб не зарывался. По земле ходи-то, по земле, не отрывайся, а то летаешь высоко — сядешь низко. Самый молодой.
Думал, обошлось, раз вышку скомплектовал. Не тут- то было. И угораздило ж меня ту паклю перетряхивать! Стоял бы себе в стороне, а то приедут завтра, пришьют халатное отношение... Если б не пакля — прижали бы мы Толстого, вон и Димка говорит, не молчи. Но ему говорить легко, он — чистенький, а тут, привелись показания давать, Лунев выкрутится. Первому Постнову влындят, а Лунева начальство ставило, начальство и выгородит. А как же. Они своих не забывают. Хотя, приведись, коснется Сергеева — открестятся и от Лунева, лишь бы от себя беду отвести. Они такие, открестятся.
Ну что, Никола-угодник, может, опять будешь агитацию за своего мастера ненаглядного разводить? То-то. Слушай старшего, он как-никак в людях смыслит.